Наши отличия друг от друга в общем ничтожны.Что такое красота
или уродство, здоровье или немощь,ум или
тупость? Едва заметная разница в
чертах лица, чуть больше или чуть меньшежелчи и т. д. Меж тем для
всех нас это "больше" или "меньше"
имеет решающее значение, а кто
думает иначе, тот глубоко
заблуждается.Люк де Клапье де Вовенарг (1715-1747)."Введение в познание человеческого разума".Иван Петрович Павлов выделил три сильныхтипа нервной системы, соответствующие Гиппократовым холерику, сангвиникуи флегматику, и один слабый тип - аналог меланхолику. Основой при делениина типы нервной системы, или темпераменты, Павлов избрал особенности главныхнервных процессов - возбуждения и торможения, то есть их силу, уравновешенность, подвижность.Холерик легко возбуждается, а процессыторможения при этом отстают. Вот как о холерике пишет Павлов: он "по преимуществуисключительно боевой тип, но не тип повседневной жизни со всеми ее случайностямии требованиями. ... Как сильный он все же способен дисциплинироваться вочень большой мере, улучшая свое сначала недостаточное торможение". И добавляет,что тренировка нервной системы холерика должна проводиться "аккуратно"и постепенно, иначе вместо положительного эффекта возможен срыв, вплотьдо развития серьезного заболевания.Сангвиник - тип сильный, уравновешенныйи подвижный. Флегматик - также сильный и уравновешенный, но инертный. "Взолотой середине стоят флегматический и сангвинический темпераменты, уравновешенные,а потому здоровые, устойчивые и истинно жизненные нервные типы, как ниразличны, даже противоположны представители этих типов по внешнему виду,- отмечает Павлов. - Флегматик - спокойный, всегда ровный труженик жизни.Сангвиник - горячий, очень продуктивный деятель, но лишь тогда, когда унего много интересного дела, т. е. есть постоянное возбуждение. Когда жетакого дела нет, он становится скучным, вялым,совершенно как наши собаки-сангвиники, которые в высшей степени оживленыи деловиты, когда обстановка их возбуждает, и сейчас же дремлют и спят,если этих возбуждений нет".Меланхолик - слабый, "явно тормозимый типнервной системы. Для меланхолика ... каждое явление жизни становится тормозящимего агентом, он ни во что не верит, ни на что не надеется, во всем видити ожидает только плохое, опасное".В 1924 году в русском переводе вышла книга"Строение тела и характер", автор которой - немецкий психиатр Э. Кречмер- утверждал, что особенности личности полностью обусловлены наследственностью- конституцией. Полемизируя с ним, Павлов писал: "У Кречмера нет различиймежду типом и характером, а это, конечно, грубая ошибка... Мы теперь ужестоим на том, что имеются врожденные качества человека, а с другой стороны- и привитые ему обстоятельством жизни. Если речь идет о врожденных качествах,то это тип нервной системы, а если идет дело о характере, то это будетсмесь прирожденных особенностей, влечений с привитыми в течение жизни подвлиянием жизненных впечатлений".Уже Павлов говорил о том, что "чистые"типы встречаются редко, а между ними существует множество промежуточныхвариантов. И тем не менее эти ориентиры - "чистые" типы - очевидно, полезны,иначе они вряд ли сохранились бы со времен Гиппократа. Иногда типы нервнойсистемы оказываются почти "чистыми". Яркими представителями холерическоготемперамента были, например, Иван Грозный и Петр Первый. Многие герои Ф.М. Достоевского - холерики или меланхолики. Это не случайно. Если каждыйнарод имеет свои преимущественные черты, то у нас это, безусловно - безудержностьи неумение вовремя остановиться. "Наша беда, - говорил Павлов, - в том,что русский человек стремится не к свободе, в которой желания умеряютсядисциплиной, а к вольнице, игнорирующей всякие тормоза".Конечно, сие не означает, что все мы такие,но доля таких людей у нас велика. Посмотрите на "представитель ный срез"нашего общества - Государственную Думу, где черты нашего национальногохарактера проявляются исключительно ярко. Когда слушаешь, что происходитна заседаниях Думы, кажется, что это "не политические противники, а заклятыевраги... стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, сразу же предполагаютсякакие-то грязные мотивы, подкуп и т. д...Рекомендующими чертами считаются не сосредоточенность, а натиск, быстрота,налет". Это не мои слова о том, что мы наблюдаем сегодня, а слова ИванаПетровича Павлова о том, что он видел много десятилетий назад..."Нарисованная мною характеристика русскогоума мрачна, и я сознаю это, горько сознаю, - говорил Павлов, завершая лекцию"О русском уме", прочитанную им в 1918 году. - Картина мрачна, но и то,что переживает Россия, тоже крайне мрачно. А я сказал с самого начала,что мы не можем сказать, что все произошлобез нашего участия.Вы спросите, для чего я читаю эту лекцию,какой в ней толк? Что, я наслаждаюсь несчастьем русского народа? Нет, здесьесть жизненный расчет. Во-первых, это есть долг нашего достоинства осознатьто, что есть. А другое вот что... Для будущего нам полезно иметь о себепредставление... Вы можете иметь нервную систему с очень слабым развитиемтормозного процесса, того, который устанавливает порядок, меру... Но послеопределенной практики, тренировки на наших глазах идет усовершенствованиенервной системы, и очень большое. Значит, невзирая на то, что произошло,все-таки надежды мы терять не должны..."Четыре типа нервной системы, о которыхшла речь, общие для человека и высших животных. И. П. Павлов выделил ещетипы, специфические только для человека и связанные с развитием речи -этой второй сигнальной системы. Их три: художественный, мыслительный исредний. У людей художественного типа преобладает первая сигнальная система.У них образное мышление. По выражению Павлова, они "захватывают действительность целиком", не дробя ее на части. Второй тип - мыслительный с преобладаниемвторой сигнальной системы. У него, напротив, очень ярка способность к отвлечениюот реальной действительности, стремление анализировать, дробитьявления на части и затем обобщать. Третий тип с немного обидным, на первыйвзгляд, названием "средний" характеризуется уравновешенностью двух сигнальныхсистем. Именно к нему относятся большинство людей и многие великие ученыеи художники. Менделеев не только любил живопись, но и писал о ней, а Пушкинувлекался историческими исследованиями. Я уже не говорю, например, о Бородине,который был и замечательным химиком, и замечательным композитором. И знаменитоеяблоко, "подсказавшее" Ньютону один из важнейших законов Вселенной, - тожехудожественный образ, родившийся уже после Ньютона.Kакие житейские выводы можно сделать изтого, что у всех нас разные темпераменты,разные характеристики основных нервных процессов? Таких выводов, по меньшеймере, три.Первый касается наших отношений с окружающими.Надо признавать за другими людьми естественное право быть не такими, какмы."Я не разделяю всеобщего заблуждения, состоящегов том, чтобы мерить всех на свой аршин, - читаем мы в "Опытах" Мишеля деМонтеня, трактате, написанном в XVI веке. - Я охотно представляю себе людей,не схожих со мной. И, зная за собой определенные свойства, я не обязываювесь свет к тому же, как это делает каждый; я допускаю и представляю себетысячи иных образов жизни... Я нисколько не навязываю другому моих взглядови обычаев и рассматриваю его таким, как он есть... И ничего я так не хотелбы, как чтобы о каждом из нас судили особо и чтобы меня не стригли подобщую гребенку". Это - оптимальный способ человеческого общения, но, ксожалению, и несколько столетий спустя он по-прежнему не является преобладающим.Вывод второй касается отношения каждогоиз нас к самому себе. Наблюдая за собой и зная сильные и слабые сторонысвоей нервной системы, мы можем корректировать собственное поведение, совершенствоватьнервную систему, но не перенапрягать ее в погоне за тем, чтобы "быть каквсе". "Природа, наделив каждого из нас особенным характером, тем самымуказывает ему естественное направление жизни, и человек может быть спокоен,мудр, добр, счастлив лишь в той степени, в какой он знает свою натуру исохраняет ей верность", - писал болеедвухсот лет назад Люк де Клапье Вовенарг (1715-1747), французский писатель,автор таких произведений, как "Введение в познание человеческого разума","Размышления и максимы".Одним из самых удивительных примеров следованиясобственной натуре была жизнь русского мыслителя Андрея Тимофеевича Болотова(1738-1833). В молодости он сделал неплохую карьеру, в 24 года был флигель-адъютантом генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга Н. А. Корфа. "Не было дня, вкоторый бы мы с генералом по несколько десятков верст и всегда почти вскачьне объездили... и разов до двух не посетили дворца, и в оном либо обедали,либо ужинали, либо обедать к кому-нибудь из первейших вельмож вместе сгосударем не ездили, и я всякий раз... измучившись впрах, ... не прежде,как уже перед светом домой возвращался, то вскоре почувствовал всю тягостьтакой беспокойной и прямо почти собачьей жизни", - так Болотов описываетжизнь, о которой мечтало большинство его сверстников. И далее: "Я, полюбивнауки и прилепившись к учености, возненавидел уже давно шумную и беспокойнуювоенную жизнь, и ничего уж так в сердце своем не желал, как удалиться вдеревню, посвятив себя мирной и спокойной деревенской жизни, и проводитьостальные дни свои посреди книг своих и в сообществе с музами".Болотов оставил 350000 страниц самых разныхтекстов! Его интересовали физика и химия, педагогика и философия, экономика,лесоводство и садоводство, архитектура и живопись, медицина. Его избранныесочинения по агрономии, плодоводству, лесоводству, ботанике переизданыМосковским обществом испытателей природы в 1952 году. Его мемуары "Жизньи приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков" впервыебыли изданы полностью более чем через 30 лет после его кончины. Переизданнаяв наши дни эта книга читается как самыйувлекательный роман. Прожив вдали от "света" до 95-ти лет, он, судя позапискам, ни разу не пожалел об оставленном Петербурге и об "упущеннойвозможности" принять участие в дворцовом перевороте, возведшем на тронЕкатерину Великую, вместе с Григорием Орловым, с которым в молодости вместеслужил и был дружен. "Я жил, не завидуя никому и ни в чем не домогалсяничего над меру, и того паче с неправдою... И как я старался всегда и всембыть довольным, то и не терпел я ни в чем дальнейшего недостатка, и тембыл с сей стороны уже счастлив", - писал он на склоне лет...В наше время так жили Анна Ахматова, МихаилПришвин, Борис Пастернак и многие другие, менее известные, но очень хорошиелюди. Прошло совсем немного лет, и вдруг стало ясно, что именно они, поройзабывавшие "какое, милые, у нас тысячелетье на дворе", были умом, честьюи совестью нашего общества. А вовсе не те, кто пытался себя так называть...И, наконец, третий вывод из того факта,что все мы разные, кажется мне особенно важным, потому что касается онвоспитания и обучения наших детей. Сажая цветок, мы непременно интересуемсяего "характером", спрашиваем, что он любит: солнце или тень, песок илиглину. Но почему-то в отношении детей мы делаем это далеко не всегда.
"Будь как все. Он может, а ты нет? Вотя в твоем возрасте!" - не правда ли, знакомые стандартные фразы? А междутем даже сильную, уравновешенную нервную систему сангвиника нельзя перегружатьбезнаказанно. "Всякой силе есть свой предел", - говорил Павлов. Для меланхоликовже (или людей, близких к этому типу), у которых слабы и возбудительный,и тормозной процессы, возможны самые тяжелые последствия, если только "счастливыеслучайности жизни... не защитят... в трудное время".А ведь все дети идут в школу, мальчикипотом - в армию, где они попадают в одинаковые, иногда крайне трудные условия..."Если учителя, как это обычно у нас делается, просвещают своих многочисленныхучеников, преподнося им один и тот же урок и требуя от них одинаковогоповедения, хотя способности их вовсе не одинаковы, но отличаются и по силе,и по своему характеру, то нет ничего удивительного, что среди огромнойтолпы детей найдется всего два или три ребенка, которые извлекают настоящуюпользу из подобного преподавания", -писал Монтень.Но ведь то же самое можно сказать и о большинствесегодняшних средних школ. Хотя, конечно, есть исключения. Иван ПетровичПавлов родился в Рязани в семье священника и среднее образование получилв местной духовной семинарии. Вот что он пишет о ней много лет спустя,уже будучи известным ученым: "Вообще, в семинарии того времени (не знаю,что потом) было то, чего так недоставало печальной памяти толстовским гимназиям(и теперешним, кажется, тоже), - возможность следовать индивидуальным умственнымвлечениям. Можно было быть плохим по одному предмету и выдвигаться по другому- и это не только не угрожало вам какими-либо неприятностями до увольнениявключительно, а даже привлекало к вам особое внимание: не талант ли?" Можетбыть, это и был первый, такой нужный, такой важный шаг в формировании личностибудущего великого физиолога. Величайший врач Древней Греции Гиппократ(около 460-377 год до н. э.), оказавший огромное влияние на развитие медициныв последующие века.Уже только выражение лица и манера держатьсятак много говорят о характере человека. Перед вами портреты двух русскихписателей кисти И. Н. Крамского - Л. Н. Толстого и Д. В. ГригоровичаМишель де Монтень (1533-1592) - французскийписатель и философ, много размышлявший над конкретными фактами историческогопрошлого, бытом и нравами людей разного общества и уровня культуры. Егоглавному труду "Опыты" ("Essais") мы, по существу, обязаны появлением литературноготермина - "эссе". Справа - АндрейТимофеевич Болотов (1738-1833) - один из основоположников русской агрономическойнауки - был человеком многогранным: он и ученый, и писатель, и мемуарист...