Шел 1856-й год. Уже заканчивался второй месяц осени - октябрь. ВПетербурге смеркалось и темнело рано. За окнами Второго военно-сухопутногогоспиталя были видны однообразные, скучные серые дома, кареты, проезжавшиепо лужам, торопливые, одинокие, промокшие прохожие. Полутемный мрачныйкоридор вел в огромные палаты, в каждой из которых помещалось несколькодесятков человек.Сегодня дежурил 23-летний ординатор Медико-хирургической академии. Миновалвсего год с тех пор, как ему торжественно вручили диплом лекаря с отличием.А теперь он обстоятельно и неторопливо делал самостоятельный обход. Осмотрелкаждого больного, расспросил жалобы, простукал грудь, прослушал сердцеи легкие, прощупал живот. После обхода долго и аккуратно заполнял "скорбные"листы. Привычное ежедневное дело отодвигало невеселые мысли о слишком малойпользе от его работы, в которой было больше озарения, интуиции, искусныхприемов, чем подлинной науки. Да и могло ли быть иначе, если основные достижениямедицины сводились к подробному описанию страданий, если еще столько неведомогопредстояло познать и физиологии, и физике, и химии?Страстью молодого лекаря была работа в химической лаборатории. Каждуюсвободную минуту он отдавал колбам и пробиркам, в которых совершались таинствапревращения вещества. Он давно обдумывал план докторской диссертации обаналогии между химическими свойствами и действием на организм мышьяковойи фосфорной кислот. Но сегодня день был потерян, вся текущая черновая работавыполнена, и оставалось сидеть и скучать в дежурке в обществе очередногоофицера (как правило, солдафона, хвастающе гося мелкими интрижками).С такими невеселыми мыслями лекарь сильно надавил на массивную ручкудвери дежурной комнаты. Он не ошибся. Перед ним сидел очень изящный, припомаженныйюноша, почти мальчонка, в офицерском мундирчике с иголочки. Представились,познакомились. Лекарь обратил внимание на барскую, выхоленную, с тонкимипальцами и узкими ногтями руку офицера. Сначала беседа была бессюжетнойи касалась многих второстепенных, ничего не значащих друг для друга тем.Первая настороженность, вызванная модной в то время аристократической манеройофицера изъясняться немножко сквозь зубы и пересыпать речь французскимифразами, постепенно улетучивалась. Приглядываясь к офицеру, лекарь исподвольоткрывал в его лице и манерах даже нечто привлекательное.Но вот заговорили о музыке и проговорили все оставшееся время. Так надежурстве в госпитале судьба свела двух будущих неразлучных друзей. Лекарюпредстояло стать знаменитым химиком, академиком Медико-хирургической академиии известным композитором. Офицеру было суждено окончательно оставить армейскуюслужбу и полностью посвятить себя музыке. В тот день дежурным лекарем былАлександр Порфирьевич Бородин, а дежурным офицером - Модест Петрович Мусоргский.Сохранилась записка А. П. Бородина об этом вечере. "Первая моя встречас Модестом Петровичем Мусоргским была в 1856 г. (кажется, осенью, в сентябреили октябре). Я был свежеиспеченный военный медик и состоял ординаторомпри
2-м военно-сухопутном госпитале; М. П. был офицер Преображенского полка,только что вылупившийся из яйца (ему было тогда 17 лет). Первая наша встречабыла в госпитале, в дежурной комнате. Я был дежурным врачом, он дежурнымофицером. Комната была общая, скучно было на дежурстве обоим; экспансивнымы были оба; понятно, что мы разговорились и очень скоро сошлись. Вечеромтого же дня мы были приглашены на вечер к главному доктору госпиталя Попову,у которого имелась взрослая дочь; ради нее часто делались вечера, кудаобязательно приглашались дежурные врачи и офицеры. Это была любезностьглавного доктора.М. П. был в то время совсем мальчонком, очень изящным, точно нарисованнымофицериком: мундирчик с иголочки, в обтяжку, ножки вывороченные, волосыприглажены... Манеры изящные, аристократические... Некоторый оттенок фатоватости,но очень умеренной. Вежливость и благовоспитанность необычайные. Дамы ухаживализа ним. Он садился за фортепиано и, вскидывая кокетливо ручками, игралвесьма сладко, грациозно отрывки из "Троваторе", "Травиаты" и т. д., акругом его жужжали хором "charmant, dlicieux!" и проч. При такой обстановкея встречал М. П. раза три или четыре у Попова и на дежурстве в госпитале.Вслед затем я долго не встречался с М. П., так как Попов вышел (в отставку.- Авт. ), вечера прекратились, а я перестал дежурить в госпитале,состоя уже ассистентом при кафедре химии"..."Осенью 1859 года, - рассказывает А. П. Бородин в той же записке, -я снова свиделся с ним (М. П. Мусоргским. - Авт. ) у адъюнкт-профессора,академика и доктора артиллерийского училища С. А. Ивановского. Мусоргскийбыл уже в отставке. Он порядочно возмужал, начал полнеть, офицерского пошибауже не было. Изящество в одежде, в манерах было то же, но оттенка фатовствауже не было ни малейшего. Нас представили друг другу; мы, впрочем, сразуузнали один другого и вспомнили первое знакомство у Попова. Мусоргскийобъявил, что вышел в отставку, потому что специально занимается музыкой,а соединить военную службу с искусством - дело мудреное, и т. д.Разговор невольно перешел на музыку. Я был еще ярым мендельсонистом,в то время Шумана не знал почти вовсе. Мусоргский был уже знаком с Балакиревым,понюхал всяких новшеств музыкальных, о которых я не имел и понятия. Ивановский,видя, что мы нашли общую почву для разговора, музыку, предложил нам сыгратьв четыре руки А-мольную симфонию Мендельсона.
М. П. немножко поморщился и сказал, что очень рад, только чтоб егоуволили от Andante, которое совсем не симфоническое... Мы сыграли первуючасть и скерцо. После этого Мусоргский начал с восторгом говорить о симфонияхШумана, которых я не знал тогда еще вовсе. Начал наигрывать мне кусочкиEs-дурной симфонии Шумана; дойдя до средней части, он бросил, сказав: "Ну,теперь начинается музыкальная математика". Все это мне было ново, понравилось.Видя, что я интересуюсь очень, он еще кое-что поиграл новое для меня. Междупрочим, я узнал, что он и сам пишет музыку. Я заинтересовался, разумеется;он мне начал наигрывать какое-то скерцо (чуть ли не В-дурное); дойдя доTrio, он процедил сквозь зубы: "Ну, это восточное!", и я был ужасно изумленнебывалыми, новыми для меня элементами музыки. Не скажу, чтобы они мнедаже особенно понравились сразу: они скорее как-то озадачили меня новизною.Вслушавшись немного, я начал оценять и наслаждаться. Признаюсь, заявлениеего, что он хочет посвятить себя серьезной музыке, сначала было встреченомною с недоверием и показалось маленьким хвастовством; внутренне я подсмеивалсянемножко над этим. Но, познакомившись с его "скерцо", призадумался: веритьили не верить?.."Прошло шесть лет после первого знакомства и три года после второго.Остались позади превращение военного лекаря в профессионального химикаи педагога, стажировка в лабораториях за границей, женитьба."После моего возвращения из-за границы осенью 1862 года, - вспоминаетА. П. Бородин, - я познакомился с Балакиревым (в доме у С. П. Боткина),и третья моя встреча с Мусорг-ским была у Балакирева, когда тот жил наОфицерской, в доме Хилькевича. Мы с Мусоргским снова узнали друг другасразу, вспомнили обе первые встречи. Мусоргский тут уже сильно вырос музыкально.Балакирев хотел меня познакомить с музыкою своего кружка, и прежде всегос симфонией "отсутствующего" (это был Римский-Корсаков, тогда еще морскойофицер, только ушедший в далекое плавание в Северную Америку). Мусоргскийсел с Балакиревым за фортепиано (Мусоргский на primo, Балакирев на secondo).Игра была уже не та, что в первые две встречи. Я был поражен блеском, осмысленностью,энергией исполнения и красотою вещи. Они сыграли финал симфонии. Тут Мусоргскийузнал, что и я имею кое-какие поползновения писать музыку, стал просить,чтоб я показал что-нибудь. Мне было ужасно совестно, и я наотрез отказался".Балакиревский кружок вскоре выработал определенную музыкальную программуи стал именовать себя "Новая русская музыкальная школа". В 1867 году встатье большого друга и активного участника кружка критика
В. В. Стасова впервые было сказано, что кружок сплотил кучку, но "могучуюкучку", композиторов. Действительно, главой и руководителем кружка былМ. А. Балакирев, в кружок входили А. П. Бородин, Ц. А. Кюи, М. П. Мусоргский,Н. А. Римский-Корсаков, некоторое время к нему примыкали Н. Н. Лодыженский,А. С. Гусаков-ский, Н. В. Щербачев. Точный термин, найденный выдающимсякритиком, прочно вошел в историю русской музыки и русской культуры."Могучая кучка" как сплоченная группа закончила свое существование ксередине 70-х годов прошлого столетия. Уход из жизни
М. П. Мусоргского и А. П. Бородина окончательно расстроил монолитностькружка и прервал его программную деятельность, хотя Николай Андреевич Римский-Корсаковдожил до 1908 года, основатель кружка Милий Алексеевич Балакирев - до 1910,а Цезарь Антонович Кюи - до 1918 года.Перу Модеста Петровича Мусоргского принадлежат пять опер: "Саламбо"(по роману Г. Флобера), "Женитьба" (по комедии Н. В. Гоголя), "Борис Годунов"(по трагедии
А. С. Пушкина), "Хованщина", "Сорочинская ярмарка" (по повести Н. В.Гоголя). Кроме того, им написана симфоническая картина "Ночь на лысой горе",сюита для фортепиано "Картинки с выставки", вокальные циклы, песни, романсы.Он умер 16 (28) марта 1881 года в Петербурге в возрасте 42-х лет. Смарта по декабрь потрясенные его внезапной смертью члены "Могучей кучки"практически не собирались, не показывали друг другу новые музыкальные сочинения,не посещали театры и концерты.11 декабря 1881 года в Мариинском театре давали 22-е представление оперы
М. П. Мусоргского "Борис Годунов". Композитор и дирижер Михаил МихайловичИпполитов -Иванов (1859-1935) так вспоминает об этом: "На представление"Бориса Годунова" М. А. Балакирев приобрел билеты и пригласил Римских,Бородиных, Ильинских, Стасовых и меня. С непередаваемым чувством грустисобрались мы в ложе. В течение спектакля я несколько раз наблюдал, какА. П. Бородин смахивал набегавшую слезу; а сцену смерти Бориса от волненияон не смог слушать и вышел из ложи. Настроение было тяжелое, и все мы чувствовалиглубокую жизненную драму великого русского музыканта".Через четыре года после смерти М. П. Мусоргского в некрополе Александро-Невскойлавры, где он был похоронен, состоялось открытие памятника, сооруженногопо проекту архитектора И. Боголюбова и скульптора И. Гинцбурга. Это событиеА. П. Бородин описал в письме к жене, Катерине Сергеевне. "Это было 27ноября, в день первого представления "Жизни за царя". Памятник грандиозный,с барельефом Мусоргского, с надписями вязью, перечнем его сочинений; решеткапрелестная и оригинальная, на ней изображены ноты: темы из "Бориса" и прочее.Все это было убрано цветами, венками, очень эффектно. Памятник был сначалазакрыт коленкоровым чехлом, сделанным так, что достаточно дернуть за тесемки,привязанные к четырем сторонам памятника, и чехол разваливался, открываяпамятник сразу весь. Была торжественная панихида, потом лития перед памятником.Принесено много венков; в том числе венок от Консерватории, от которойбыли Давыдов и Бернгард (инспектор). Дернули тесемки при открытии памятникас четырех сторон: Балакирев, Корсаков, Кюи и я. По открытии памятник освятили,кропили святой водой. Потом пошли речи. По настоянию Стасова первым быля; затем прочла прекрасную речь Полина Стасова..."На памятнике М. П. Мусоргскому и сегодня можно прочитать прекрасныеслова:Да ведаютпотомки православныхЗемли роднойминувшую судьбу.Александр Порфирьевич Бородин пережил своего друга всего на шесть лет.Он умер 15 (27) февраля 1887 года. Прах его покоится рядом с прахом М.П. Мусоргского. Памятник над могилой сооружен по проекту архитектора И.Ронета и скульптора И. Гинцбурга спустя два года после похорон, в 1889году.Композитор Александр Порфирьевич Бородин за неполные 54 года своей жизниоставил заметный след в русской культуре и науке. Он известен как незаурядныйученый-химик (в 1877 году был избран академиком Медико-хирургической академии)и как один из организаторов и педагогов высшего учебного заведения дляженщин - Женских врачебных курсов. Сочиненная им музыка воплощает замечательныекачества русской души: любовь к родине, свободолюбие, мужественное величие,широту, глубокий лиризм. Им написаны опера "Князь Игорь", 1-я и 2-я (Богатырская)симфонии, симфоническая картина "В Средней Азии", 1-й и 2-й квартеты, камерно-инструментальныеансамбли, романсы, фортепьянные пьесы.А первая встреча будущих композиторов состоялась на дежурстве в медицинскомгоспитале 143 года назад... Доктор медицинских наук В. ПОЛЯКОВ.
Модест Петрович Мусорг-ский - молодой офицер, еще почти мальчик. Фотоотносится ко времени первого знакомства будущего великого композитора смолодым лекарем Александром Порфирьевичем Бородиным.
Церковь Петра и Павла в Петербурге, во дворе которой находилась немецкаяшкола, так называемая Петершуле, где учился М. П. Мусоргский.
Ноты последнего значительного сочинения Мусорг-ского "Песня о блохе"на слова Гёте, звучащие резко и саркастически.
Крупнейший русский художественный и музыкальный критик Владимир ВасильевичСтасов, благословивший объединение молодых русских композиторов в "Могучуюкучку".
Члены "Могучей кучки" - М. П. Мусоргский
Члены "Могучей кучки" - А. П. Бородин
Члены "Могучей кучки" - М. А. Балакирев
Члены "Могучей кучки" - Ц. А. Кюи
Члены "Могучей кучки" - Н. А. Римский-Корсаков.
Автопортрет Федора Шаляпина в роли царя Бориса.