Как выглядели русские люди в XVII веке, как носили одежду, вкаких домах они жили - этому была посвящена статья, опубликованная в журнале"самый интересный журнал Наука и жизнь " № 3, 2000 г. Теперь поговорим об особенностях русского"характера" той поры. Помимо наблюдений чужеземцев в этом помогут нашисобственные бесценные документы того времени. Один из них - "Домострой",кодекс норм христианской жизни и морали. В нем сфокусировались фундаментальныевзгляды русского средневекового православия не только XVI века - временисоздания этого памятника, но и всей допетровской эпохи.
Сознание русского средневекового человека покоилось на двух "китах":любви к Богу и страхе Божьем. Господа Бога надо было возлюбить от всейдуши, но основной акцент при этом делался на другом. "Страх Божий всегдаимей в сердце своем и память смертную", - наставлял "Домострой". Подразумевалось,что после смерти все предстанут перед Божьим судом и там, на суде, по земнымделам будет решена участь вечной жизни. "Богобоязливыми" должны быть родители,"в страсе Божии" воспитывались "чада", страху Божьему и "всякой добродетели"надо было учить "домочадцев своих". Слова "страх Божий" и "прости, Господи"накрепко впаяны и в наш современный язык, хотя их истинное наполнение осознаетсясовсем немногими.Добрый христианин, просыпаясь, сразу обращался к Богу; была также утренняямолитва. Благословясь, начинали трапезу, а затем - любое дело (так учил"Домострой"). Эта традиция, сохранявшаяся и в XIX столетии, хорошо известнапо литературе. После вечерней молитвы и поклонов рекомендовалось уже непить, не есть, не разговаривать. Перед сном следовало совершить три земныхпоклона, а в полночь "тайно встав, со слезами, прилежно" вновь молитьсяБогу "о своем согрешении". Были еще молебны "в неделю" (воскресенье) ив праздники. Были крестные знамения - всегда и везде.На Руси строилось множество церквей и часовен. Считается, что в Москвев допетровскую эпоху их насчитывалось до 2000! Расписанные стены и своды,иконы, шитые пелены, лампады, свечи, запах ладана создавали в них особую,неземную атмосферу. Однако, как отмечали удивленные очевидцы, "наскольковелико это количество церквей, настолько редко москвитяне в них ходят.Они думают, что коли, проходя мимо церкви, они покланяются да трижды перекрестятся,то уж больше ничего и не нужно". Трудно сказать, в какой степени справедливыподобные реплики иностранцев. И все же, чем объяснить эту замеченную иностранцамирусскую особенность? Первое, что приходит в голову: у русских людей, возможно,внешнее проявление благочестия было иным, чем на Западе, и на Руси в церковьприходили в основном к определенным службам.Но тогда как понимать следующие наказы и подробные предписания все тогоже "Домостроя"? В церкви следовало "с молчанием, и послуша, стояти... молитисясо страхом и трепетом, и с воздыханием и со слезами" и при этом "ни с кемне беседовати... никуда не обзираяся; ни на стену не приклонятися, ни кстолпу; ни с посохом стояти; ни с ноги на ногу не переступати... и до отпенияиз церкви не изходити, а приити к началу..." Эти требования: придти к началу,не уходить до окончания службы, не беседовать и им подобные - зафиксировали,по-видимому, достаточно распространенное поведение. Иначе почему с такойпедантичностью и настойчиво стью в своде правил указывается, чего нельзяделать?Поневоле начинаешь задумываться о глубине русского религиозного сознанияв XVII веке. Вряд ли страх Божий всецело направлял поведение православных,хотя надо иметь в виду и то, что погруженность в религию разных слоев населенияв XVII веке оказывалась различной. В середине этого столетия интерес кдогматам церкви глубоко проник в боярско-дворянскую среду. Обсуждения,разговоры на церковные темы могли быть вызваны ощущением "заката средневековья".Причем дело не ограничивалось разговорами. Вотчинный государь (то естьхозяин) требовал, например, чтобы по воскресным дням, когда церковь запрещалавсякий труд, "отнюдь на мою работу не ходили и своего никакого дела неделали... а кто моего указу не послушает и его за то бить батог[ам] и передмиром, чтоб на [это] глядя и иные так не делали и моего указу слушали".Но земные людские заботы, а точнее - насущная необходимость в срок убратьурожай, видимо, перевешивали и страх Божий, и угрозы наказания.Насколько же глубокой была христианская вера у простых русских людей?Здесь можно вспомнить и страшный случай из следующего, XVIII, столетия,когда во время чумного бунта разъяренная толпа ворвалась в алтарь и растерзаласкрывавшегося там митрополита.Гостей с Запада удивляло и то, что в русских церквах "проповедей неговорят и не входят ни в какие прения" (о вере. - Прим. Р. Б. ).Они сравнивали. На Западе священник обсуждал с паствой не только религиозныедогматы и вечные истины, но и повседневные заботы. Прихожане приучалисьоценивать свои поступки и жизнь, делать выводы. Именно в церкви в значительнойстепени формировалось мировоззрение прихожан, происходило воспитание ивзросление их душ. Шла эволюция верующих от пассивной позиции - страха- к ответственной, активной и жизнеутверждающей.На Руси посещение церкви носило иной характер. Изображенные на стенаххрамов ветхозаветные и евангельские события, лики святых и сам церковныйритуал с его песнопениями, торжественными и степенными выходами священнослужителей,совместными молитвами - все призывало к высочайшему единению с Богом, воздействуяна духовную и эмоционально-образную сферы сознания русских верующих.Однако русских людей XVII столетия весьма волновали оценки их поступковне только на Небе, но и на Земле, в миру. Вспомним, как много тогда значилов жизни человека совместное общинное хозяйство: крестьянская земля принадлежалаобщине, была поделена на выти, доходом с которых, за вычетом оброка, жилкрестьянин. Все спорные внутренние вопросы решались сообща, общиной, вовнешних спорах - выборными представителями от общины. Даже множество русскихпоговорок, бытующих до сих пор: "всем миром навалимся", "на миру и смертькрасна", - говорят о той же общинности. Одобряя или осуждая те или иныелюдские дела, "Домострой" не забывал напомнить, что добрые дела будут вознагражденыи благом, и долголетием, и очищением от грехов, "и от Бога помилованы будете,и прославитеся от человека". А за дурные дела "будет и сам поруган, посмеян,и обществом, от Бога и от человек". Домостроевское "от Бога грех, а отлюдей укор и посмех" звучит как пословица. Итак, на весах правосудия русскихсредневековых людей осуждение от общества было сродни Божьему осуждению.Причиной столь выраженной неотделимости русского индивидуального сознанияот общественного могли быть сохранявшиеся рудименты "родового сознания"- ведь русское христианство почти на тысячу лет моложе европейского. Вдавние времена род, включая живущих и умерших (вернее - их души), мог существоватьтолько во взаимной поддержке. Этого требовала насущная борьба за выживание.В "критические" для мирового порядка моменты: смены времен года, фаз светил,разбушевавшейся стихии - только совместные действия всех представителейрода (включая и умерших) становились условием сохранения жизни. В роду,в слиянии с сородичами каждый отдельный его член, без сомнения, чувствовалсебя спокойнее, надежнее. А христианская картина мира оставляла человекасо всеми его делами и помыслами один на один с всевидящим карающим Божьимоком, и это, конечно же, не могло не отозваться страхом Божьим.Когда русские люди в конце X века оказались насильственно крещены, онине были внутренне готовы для принятия веры в единого творца и тайно продолжалипоклоняться языческим богам. Прошло не одно столетие, пока в сознании верующихустановилось странное равновесие из христианских и языческих начал. Ноне обучаемые церковью, не развивавшие в себе личность, способную делатьвыбор и нести ответственность за свои поступки, под вечным страхом Божьегонаказания они по-прежнему инстинктивно держались вместе, как прежде, -родом и искали поддержку у душ предков, как дети - у родителей. Древнийобычай почитать души предков и просить их помощи закрепился и в православномкульте умерших родственников. Подобного культа нет в других христианскихконфессиях.Пожалуй, справедливо говорить о сознании русских людей той поры, како своего рода "детском" или "отроческом". Действительно, именно дети любятсвоих только потому, что они свои. Дети боятся, а значит, не любят чужихтолько потому, что они чужие. Именно дети инстинктивно ищут защиту у отцаи матери. Не потому ли царь стал для русского человека царем-батюшкой,надежей и покровителем? (Об этом несколько позже.)Это состояние "детскости" поддерживалось у наших предков самой жизненнойсредой. Например, в церкви библейские и евангельские герои, а в жизни персонажинародных сказок, былин, песен всегда представали без полутонов - либо положительными,либо отрицательными. Таким же черно-белым, наделенным добрыми и злыми силамивоспринимался окружающий мир. Может быть, эта "детскость" характера людейXVII века с их полярными оценками окружающего мира помогает, хотя бы вкакой-то степени, объяснить странную особенность русского характера - тяготениек крайностям разного рода, неумение "ни в чем меры держать, средним путемходить". Именно так с горечью определил это свойство русского характерав XVII веке Юрий Крижанич, подметив его у сородичей. (Южный славянин, онприехал в Москву с идеей объединения всего славянского братства.) Бытьможет, с этих позиций станут понятными крайне эмоциональные, чрезмерные,с протестами и групповыми самосожжениями реакции, которыми характеризовалсярусский церковный раскол в XVII столетии. Слова "по своему обычаю сверхмеры", пожалуй, можно считать ключевыми для русского характера во все времена.Здесь можно найти множество примеров - и исторических и будничных.Любовь к своим чадам, забота об их душе бесспорна. Эта мысль, по-разномувысказываемая, вновь и вновь звучит в своде христианских жизненных установок.Детей следует любить и беречь. Отец должен хранить своих чад, как своюдушу, как зеницу ока. Необходимо заботиться о чистоте их телесной, оберегатьих от всякого греха. Детей необходимо "страхом спасати", видимо, прививаяим мысль об ответе перед Богом. Однако система воспитания, предписывавшаясяцерковью, была, мягко говоря, суровой. Вопрос о том, можно или нельзя "пороть"детей для их блага, а заодно и блага родителей, тогда просто не стоял."Воспитай детище с прещением и обрящеши о нем покой и благословение"; "Казни[наказывай] сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою, идаст красоту душе твоей".К мысли о необходимости строго воспитывать с наказаниями "Домострой"обращается неоднократно. Более того, особая жестокость наказания преподносиласькак особая забота о душе ребенка: "И не ослабляй, бия младенца: аще божезлом биеши его, не умрет, но здравее будет, ты бо, бия его по телу, адушу его избавляеши от смерти". Любопытный штрих: слово "наказывать" получилов русском языке смысл и поучения и наказания. Ну а само наказание? По-видимому,оно должно было олицетворять Божий суд, только на земле. Сегодня, пожалуй,трудно себе представить, как это можно, любя своего ребенка, как свою душу,бить при этом младенца "жезлом", да еще и "не ослабляя"? Странные, несовместимыекрайности, природу которых следует искать, по-видимому, все в том же неумении"средним путем ходить".Чего же можно было ожидать при таком суровом воспитании? Прежде всего,оно могло обернуться столь же жестким поведением подросших детей по отношениюк своим постаревшим родителям. Не случайно в "Домострое" звучат такие горькиенаставления: "Аще ли кто злословит, или оскорбляет родителя своя, или клянет,или лает: сий пред Богом грешен, от народа проклят". Значит, и оскорблялии кляли... "Аще кто биет отца и матерь..." Значит, и такое бывало. "Ащели оскудеют разумом, в старости, отец и мать, не бесчествуйте их, ни укаряйте,да и от своих чад почтени будете..." И то, что в своде правил для православногохристианина об этом говорится вновь и вновь, может обозначать лишь, чтовсе это отнюдь не единичные события.Другой результат жесткого воспитания - подавленная или загнанная внутрьволя ребенка, ограниченная жизненная инициатива, навязанная ему рабскаяпсихология. Впрочем, иного от него и не ожидалось: "...со страхом, раболепно,служити им [родителям. - Прим. Р. Б. ], да и сами мзду приимете,и жизнь вечную наследите: яко свершители заповеди Его [Бога]". Речь идетне о любви родителей и детей, просто о любви, что является основой отношенийв семье. Даже не об основополагающих моральных ценностях, к которым призывалапостол Павел, - о "милосердии, благости, смиренномудрии, кротости, долготерпении".Наконец, не об уважении, не о поддержке слабого, то есть о том, что цементируетотношения между старыми и молодыми, между слабыми и сильными. Но как будтоосуществляется только своего рода "мена". Служи им "со страхом" и "раболепно"- унаследуешь "жизнь вечную".Но может ли вообще в телесных ранах, наносимых "впрок", рождаться любовьи уважение? Реакцией слабого, скорее всего, станет рабская покорность,а сильного - ненависть или в лучшем случае безразличие. Не отсюда ли, хотябы отчасти, рабское начало в русском характере, которое два столетия спустя,в конце XIX века, А. П. Чехов призывал выдавливать из себя по капле?А вот еще одно следствие практиковавшейся на Руси "философии воспитания"- своеобразно понимаемые некоторые формы смирения. Например, не следовалонигде "брани" начинать, а уж если "кто излает, терпи Бога ради, а от браниуклонися: добродетель злобу преодолевает". Ибо Господь "гордым" противится,Бог любит смиренного, а покорному он дает благодать. Далее эта важная истинапоясняется конкретным обращением к хозяину дома. Если твои люди с кем поругаются,"ты на своих брани". В серьезных случаях можно своего и ударить, даже еслион прав: "Тем брань утолиши, тако же убыток и вражда не будет". То есть,чтобы приостановить конфликт без убытка и без вражды, рекомендовалось наказатьсвоего, бесправного, пусть и невиновного. Так можно было уклониться отбрани. Сегодня мы назвали бы подобное действие предательством. И вообще,где грань между уклончивостью и подлинным смирением? И не способствовалили подобные рецепты укоренению в русской душе тех элементов униженности,которые могли провоцироваться жестким воспитанием?И вот уже сам собой напрашивается вопрос о русском долготерпении, ставшемуже притчей во языцех, долготерпении, которое нередко оборачивалось бунтом,"бессмысленным и жестоким". Речь вновь идет о нашей склонности к крайностям,о русском
неумении "средним путем ходить", которое мы пытались объяснять незрелостьюрусского характера. Но в данном конкретном случае можно говорить и о другойприроде этой роковой пары "долготерпение-бунт". Ведь смирение, провозглашавшеесяи практиковавше еся на Руси в форме уклончивости, вовсе не разрешало возникшийконфликт, не способствовало его снятию, его исчезновению. Он только загонялсявнутрь, создавая психологическую напряженность, а заодно закрепляя рабскуюпокорность. Загонялся вновь и вновь, смирялись и терпели долго. Но в концеконцов "чаша переполнялась", и накопленное внутри напряжение "взрывалось"- долготерпение оборачивалось бунтом.Все эти вопросы требуют серьезного анализа. Пока же заметим, что истинноехристианское смирение, по-видимому, все-таки не страх, не бездействие,не уклончивость, а высоконравственная акция - тихая, но благодаря этомуеще более мощная. Как в Евангелии: "...кто ударит тебя в правую щеку твою,обрати к нему и другую; И кто захочет судиться с тобой, и взять у тебярубашку, отдай ему и верхнюю одежду; И кто принудит тебя идти с ним однопоприще, иди с ним два". Вот когда воистину "добродетель злобу побеждает".Существовавшая в XVI-XVII веках на Руси система ценностей должна былапрививать русским людям ощущение ничтожности человека в космической иерархиимироздания и рабскую психологию в жесткой земной иерархии, начиная от отцаи "государя" - хозяина дома до царя московского.Ранее я уже говорила, что царь для русского человека был и батюшкой,и надежей, и покровителем. Такое его восприятие естественно вытекает изнезрелости сознания русских людей XVII века. Находясь более во власти чувств,а не разума, в сложные моменты они обращаются к сильному защитнику: "вотприедет барин, барин нас рассудит". Только человек, осознающий свою самоценность,свою ответственность за свершаемые им дела, способен полагаться на себя,делать взвешенный выбор.Такое отношение к царю поддерживала и церковь. Царю надо служить вероюи правдою и всегда о нем Всевышнего молить. Аргументами были "глаголения"апостола Павла, что вся власть учинена от Бога и кто ей (власти) противится,тот "Божию повелению противится". Но церковь привнесла и новую ноту в отношениек царю: его надо бояться, "тако научишися и Небесного Царя боятися..."И хотя тот же апостол Павел призывал "повиноваться" "не только из страханаказания, но и по совести", эти его "глаголения" остались незамеченными.Страх царя ставился почти в один ряд со страхом Божьим. В сознании русскихлюдей того времени, со свойственными ему крайностями, царь поднят на пьедесталземного Бога.Немалую роль в формировании божественного образа царя и в создании рабскойиерархической пирамиды, бесспорно, сыграла и долгая зависимость от ЗолотойОрды. Ордынский хан именовался в русских летописях царем. Именно там, вОрде, московские князья почерпнули образцы светского управления государством;власть русского царя в точности повторила характер абсолютной власти ордынскихханов. Но там подобный образец стал следствием кочевого быта, в походеприказы не обсуждают, их выполняют. Хан стоял на самом верху пирамиды подчиненияи разделял всю ответственность за судьбу подвластных ему людей.Между тем русский царь в XVII столетии еще и не задумывался о своемдолге - печься о благе народа. Государственная зрелость русских царей находиласьпочти в зародыше. Как писал В. О. Ключевский, "государство московскогогосударя считалось его вотчиной, наследственной собственностью". Царь "свободнорасполагает... имуществом и жизнью своих подданных". А они покорно, раболепноподчинялись его власти. Во второй половине XVI века западный мир удивляло,что "рожденный в рабстве московит... восхваляет страдания от тирании".В XVII веке иностранцы неизменно поражались "отсутствию всякого аристократическогогонора" у московских вельмож. "В челобитных царю все пишутся уменьшительнымиименами: бояре и служивые люди прибавляют к этому "холоп твой", гости -"мужик твой", прочие купцы - "сирота твой", боярыни - "рабица или рабатвоя". К примеру, общественный и церковный деятель, писатель, проповедник,наставник царских детей Симеон Полоцкий подписал свое приветственное посланиеновому царю Федору Алексеевичу так: "Пресветлого царского ти величества,милостивейшаго моего благодетеля нижайший раб и присный богомилец СимеонПолоцкий, иероманых недостойный".Московский вельможа чрезвычайно ревниво относился к занимаемому им меступри царе. "Пропуском к должностям" являлись происхождение, заслуги предкови уж только затем личные заслуги. Достойная должность - это управителькаким-либо Приказом, стольник, виночерпий, кравчий, конюший... Удалениеже от глаз государя - наместником в другой город или в собственную вотчину- считалось опалой. Чем ближе к царю служба, тем более почтения в обществе.Эту честь ревниво и всеми способами оберегали. Местничество отменили в1682 году.Стремление быть подле царя определяло в значительной степени образ жизнизнатных людей в городе. Находившиеся на службе при государе или на государственной(а "строгого различия между делом государевым и государственным" "вообщене полагалось") бояре и дворяне составляли государев двор и постоянно должныбыли являться во дворец. Не один раз на дню приезжали они "ударить челомгосударю" и находились здесь по несколько часов. Одетые в парадные платья,они присутствовали на приемах послов, при торжественных богослужениях,в царских выездах, на царских пирах и т. д.Что же касается простых горожан, "не считая лиц духовного звания", тоих время в значительной степени поглощало домовое хозяйство. Москва в XVIIстолетии представляла собой огромный город-деревню с почти непроходимымив дождь улицами. Городские дворы порой мало отличались от деревенских.По утрам на звуки пастушьего рожка коров выпускали в стадо, которое пастухвел на городские выгоны. На улицах и пустырях можно было видеть домашнююптицу. Нетрудно представить, сколько усердия и сил требовалось для экономноговедения хозяйства, для поддержания чистоты во дворах и в доме.Городскими занятиями москвичей были ремесла, торговля, извоз и другиенеобходимые в городской жизни дела. Они живо откликались на всякие общественныесобытия. Непревзойденное умение русских ремесленников обучаться, подражать,перенимать поражало приезжавших с Запада: "Русские ремесленники превосходны,очень искусны и так смышлены, и все, что сроду не видывали, не только неделывали, с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будтос малолетства привыкли, в особенности турецкие вещи: чепраки, сбруи, седла,сабли с золотою насечкою... Все вещи не уступят настоящим турецким..."Что это? Юная открытость всему новому (если говорить о молодости нации),особая способность молодой души, пластичной и гибкой, способность, частоутрачиваемая в зрелом возрасте? Но, возможно, это врожденная национальнаяособенность? О том же удивительном свойстве русских людей будут говоритьи столетие спустя: "... народ этот обладает замечательными способностями,кроме уже того, что он любит подражать, как в хорошем, так и в дурном..."Упоминание о подражании "в дурном" заставляет нас обратить вниманиеи на такие замечания чужеземцев, отнюдь не редкие: "Однако и самый последнийкрестьянин так сведущ во всякого рода шельмовских науках, что превзойдети наших докторов (ученых), юристов, во всяческих казусах и вывертах". Или:"Один еврей (житель Руси. - Прим. Р. Б. )... говорил нам, что евреипревосходят все народы хитростью и изворотливостью, но что московиты ихпревосходят и берут над ними верх в хитрости и ловкости". Увы, мы и сегодня,похоже, превосходим весь мир в плутовских науках.Конечно, иностранцев с их нелицеприятными репликами можно было бы заподо-зритьв необъективности, но это совсем не относится к высказываниям упоминавшегосяранее Крижанича, который писал о наших соотечественниках с искренними братскимичувствами. Так же, как и русские, он не любил западных людей, которые представлялисьему "исполненными всяких хитростей", скупыми, алчными, скрытными, злопамятными,притворными. Однако он понимал, что они промышленны, "не проспят ни одногоприбыльного часа". В противоположность им русские люди, по его наблюдениям,простосердечны, простодушны, незлопамятны, искренни, но, к огорчению Крижанича,ленивы, небережливы. И большой бедой считал он уже упоминавшуюся склонностьк крайностям, неумение "средним путем ходить".Тема "Русские в допетровскую эпоху" невероятно обширна, важна и ответственна.Некоторые стороны проблемы только намечены, подчас они намеренно представленыв полемическом ключе, некоторые вопросы вообще остались вне рассмотрения.Например, особо можно говорить о русской женщине, об обучении на Руси,о литературе и о многом другом, раскрывая через это какие-то грани русскогохарактера наших предков. Мы практически не говорили об отношении современниковXVII века к предвестникам перемен будущего столетия. Намеченные особенностирусского характера тоже нуждаются в обстоятельном исследовании.Перед нами, скорее, мозаика, в которой размыто и с "лакунами" проступаетвесьма неоднозначный образ русских людей допетровской эпохи. Они стройны,красивы, гостеприимны, простодушны, душевны, практичны в домашних делах,но "не промышленны", плутоваты. В них много земного: они любят яркие извонкие краски, любят поесть и повеселиться. В них немало "детского" -в образном диалоге с миром, они восприимчивы к новизне, переимчивы, обучаемы;как дети, они руководствуются в первую очередь чувствами, а не разумом,склонны к крайностям.Конечно, это самый предварительный набросок. Но важно не только создать"портрет" русского человека той поры. Узнаем ли мы себя в нем, далеко лимы ушли от тех времен? Важно также установить природу каждой из черт русскогочеловека, разобраться, что в нем свое, что наносное, понять, что именноформировало характер предков и, быть может, сказывается на нашем. И, ктознает, наверное, тогда мы сумеем осознанно принимать решения, от которыхзависит судьба наших детей, нашей страны. Кандидат искусствоведения Р. БАЙБУРОВА.
"Образ" великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича(прозванного "Тишайшим") (1629-1676). Неизвестный художник XVII века. Представляяцарскую власть как богоустановленную, подданные считали монарха единственнымисточником не только права, но и "всякой милости" и справедливости.
Владимир Святославович, или Владимир Красное Солнышко (?-1115). Принялправославие в 998 году, что надолго определило духовное развитие Руси.Иллюстрация из книги "Портреты, гербы и печати большой государственнойкниги". 1672 год.Книжные лавочки на Спасском мосту в XVII веке. Картина художника А.М. Васнецова. 1916 год. В торговых рядах умелых московских ремесленников,изделия которых пользовались спросом и в заморских странах, книжные рядызанимали особое место.
Гость Гаврила Фетиев. Картина неизвестного художника конца XVII века.Купцы получали почетное звание "гость" от самого царя и переходили в высшуюкатегорию привилегированного торгового люда. В этом значении термин "гость"сохранился вплоть до петровских реформ 1722-1728 годов.