[Параметры] [Интерфейс] [Работа с письмами] [Ошибки]
(01) (02) (03) (04) (05) (06) (07) (08) (09) (10) (11) (12) (13) (14) (15) (16) (17) (18) (19) (20) (21) (22) (23) (24) (25) (26) (27) (28) (29) (30) (31) (32) (33) (34) (35) (36) (37) (38) (39) (40) (41) (42) (43) (44) (45) (46) (47) (48) (49) (50) (51) (52) (53) (54) (55) (56) (57) (58) (59) (60) (61) (62) (63) (64) (65) (66) (67) (68) (69) (70) (71) (72) (73) (74) (75) (76) (77) (78) (79) (80) (81) (82) (83) (84) (85) (86) (87) (88) (89) (90) (91) (92) (93) (94) (95) (96)

В моей жизни было лишь несколько дней, проведенных без воробьев, — в якутском заполярье, в безлюдных пустынях Казахстана, на снежниках Кавказа и в Астраханском заповеднике, когда Волга была еще рекой. Но сейчас мне остается лишь корить себя за то, что не нашел времени для специального изучения поведения постоянного нашего соседа — домового воробья. Однако какие-то встречи и случаи остались в памяти и записных книжках, собрав которые вместе берусь утверждать, что по сложности своих поступков, по уму и сообразительности воробей хотя и уступает вороне, но далеко не в последнем десятке. Было бы проще понять воробьиную жизнь, если бы все они были одинаковы не только ростом, нарядом и голосом, но и характером. Да что там: если бы, да если бы... Я просто предлагаю вам без всякого толкования несколько историй или случаев, редких и занятных, в которых нет ничего придуманного. Начну, пожалуй, с одной семейной сцены, подсмотренной в городском сквере.

Казалось бы, вся жизнь воробьиная у нас на виду, и нет ничего в ней непонятного. Однако вопрос, кто лучше знает друг друга: мы — их, или они — нас, вовсе не праздный. Конечно, воробьиные интересы и потребности невелики и незатейливы, но птичья простота не всегда доступна нашему пониманию. К тому же, пытаясь разобраться в поведении такого далекого от нас животного, как птица, даже искушенный исследователь не может избежать сравнения с действиями человека при сходных обстоятельствах. И у нас, у людей, тайной за семью печатями остается, как при первой встрече возникает взаимная симпатия, которая потом не поддается ни времени, ни соблазнам. Птицы в этом отношении еще загадочнее, и выбор пары для семейной жизни у них непредсказуем и необъясним.

Я много лет ходил через тот сквер и мимо того тополя и знал всех обитателей дупла “в лицо”, но ничего занятного в их будничной жизни не замечал, пока не стал пасмурным февральским утром свидетелем не очень понятного воробьиного скандала. Обычно, если у этих птиц драка, то дерутся двое самцов, а тут, словно на врага, самец нападал на самку.

В этом сквере еще с позапрошлого столетия стоят пять тополей: высоченные, неохватные, крепкие. Только в стволе одного было дупло: на месте усохшего и отвалившегося сука выгнила глубокая дыра, в ней лет десять выводила птенцов пара сычей. Но вход понемногу затягивался и делался уже (тополь-то жил!), и дупло стало домом нескольким поколениям скворчат. Потом со скворцами что-то случилось, и они вообще исчезли, а их жилье досталось воробью, который быстро, присматривая за своей недвижимостью и осенью, и зимой, отвадил от него синиц и свою родню. Таких хозяев и в птичьем мире иначе не назовешь, как домовитые.

Оставив самку, воробей свечой взлетал к дуплу, а она — следом. И опять за свое. Так продолжалось больше часа. Раз пять или шесть воробьиха, подвергаясь насилию, оказывалась на снегу, пока, наконец, не улетела за ограду сквера. И тут с соседней веточки слетела еще одна самка. По сравнению с улетевшей она выглядела неопрятной замарашкой. Испачканные, засаленные перья выдавали в ней частую посетительницу недалекого киоска, в котором торговали чебуреками и жареными на масле пирожками. У всех, кто живился здесь пропитанными жиром объедками, был такой же неряшливо-грязный вид. Это, конечно, неприятно или противно им самим, но зимой почистить перо негде.

Выхоленый черноклювый красавец, возмущенно чимкая, стоял на краю дупла, в которое упрямо, как одержимая, старалась пробиться какая-то местная воробьиха. Обычно, когда шапка зимы заметно сдвигается набекрень и день прибавляет себе уже третий час, владеющие недвижимостью воробьи-холостяки, как усердные зазывалы, часами стоят у порога своего “дома” и выкрикивают весеннюю песню-пригла шение: “чим-чим-чили”. Такие не бросаются на шум уличного сватовства в надежде на случайную удачу, а терпеливо зовут, и, как правило, им везет. А черноклювый владелец дупла вместо того, чтобы радоваться, вел себя, как безумный. Он несколько раз с нескрываемой злостью бросался на самку, хватая ее за что попало и падая вместе с ней с высоты метров семи-восьми на сырой снег. Так, бывает, падают с крыши или с дерева сцепившиеся драчуны, теряющие в ярости всякую осторожность. Таких, пока опомнятся, можно взять в руки. К чести черноклювого следует сказать, что он, упав на снег, сразу отпускал самку. Может быть, потому, что она не оказывала никакого сопротивления, не отбивалась, а может, и потому, что даже в таких случаях этого не позволяет воробьиная мораль.

В следующие дни я уже не мимоходом, а специально останавливался возле тополя, чтобы узнать что-то новое из жизни и поведения этой пары. Ничего особенного не увидел, но убедился, что это была крепкая птичья семья, и никакого раздора в нее не внесла та соблазнительница. Хозяйка спокойно и молча смотрела сверху на ее притязания. Она была уверена в верности своего воробья, хотя и не вступала в конфликт, не подбадривала ни голосом, ни действиями, как будто знала наперед, чем дело кончится. Стало быть, привлекательная внешность в воробьином представлении о счастье значит либо немного, либо вовсе ничего. И этому я нашел подтверждение в те же дни и в том же сквере.

И вот эту чумазую черноклювый встретил как родную. Вежливо пропустил ее в дупло и потом лишь спрыгнул туда сам, а потом еще несколько раз они заюркивали туда поочередно. Она дважды выбрасывала наружу какую-то ветошь от прошлогоднего гнезда. И не было сомнения, что это не гостья, а хозяйка, которая находилась рядом все время, пока хозяин отбивался от той чистюли.

Сама-то птица не имеет никакого представления о собственной внешности. Она узнает с первого взгляда соседей, детей, партнера, но не знает, как выглядит сама. Случаев, когда птицы принимали свой образ в зазеркальи за действительного соперника и пытались подраться с отражением или выпроводить его со своего участка, известно предостаточно. А вот то, что произошло с воробьиной парой, когда обе птицы увидели своих двойников в одном зеркале, заслуживает подробного описания, потому что за несколько секунд безмолвной сцены удалось увидеть, насколько птица может дорожить семейным благополучием.

В соседях у этой семьи жила еще пара домовых воробьев, в которой, наоборот, самка была словно бы в свежем, ничем не испачканном наряде, а ее супруг такой же чумазый, как соседка, и наверняка тоже постоянный посетитель чебуречного киоска. И эти тоже жили ладно и дружно.

Но и отдохнуть не удалось: за его спиной на тот же кронштейн опустилась хозяйка его гнезда, и... что или кого увидел в зеркале каждый?

Так вот. Возле старинного двухэтажного дома, в дырявых стенах и под крышей которого обосновалась настоящая воробьиная колония, остановился автобус без пассажиров, и шофер ушел обедать. А воробьи в тот день повсюду спешили со строительством гнезд: весна катила в город, как в распахнутые ворота. У одной пары наступило что-то вроде перерыва, и самец слетел на крышу автобуса, а с нее спрыгнул на кронштейн большого зеркала заднего вида, глядя в которое водитель следит за высадкой-посадкой. Возможно, воробья немного удивило появление перед ним какого-то незнакомца: всех соседей по дому он знал в лицо, а этого видел впервые. А может быть, он замешкался перед зеркалом по другой причине — клюв почистить или что еще. Но только ни в его позе, ни в поведении не виделось никакой неприязни к постороннему, да и не было никакого повода лезть в драку.

Она: перед ней спиной стоит ее воробей, а напротив — еще один анфас. А из-за двойника выглядывает чужая, но смелая самка.

Он: позади чужака стоит его воробьиха и, вытянув шею, смотрит на него, как на незнакомого.

Встречный точный удар клюв в клюв ничего не изменил, и самка вроде бы оторопела или немного растерялась, но и “разлучница” тоже немного подалась назад. Воробьиха, придя в себя, снова бросилась на зеркало, и два или три удара пришлись в ту точку, куда метила соперница. На этом все и оборвалось: пришел водитель автобуса и, хлопнув дверцей, спугнул настоящих воробьев, а с ними и обоих двойников. Семейная сцена осталась незаконченной. Может быть, пара тут же забыла о происшествии и без всяких недомолвок занялась прерванным делом. Тем более, что оба возмутителя спокойствия бесследно исчезли, ничего даже не крикнув на прощание.

Воробей взъерошился, но, находясь в явной растерянности, не мог ни чимкнуть, ни сдвинуться с места. Его опередила воробьиха. Она перепорхнула через нерешительного самца к самому зеркалу, готовая то ли ударить, то ли иным способом прогнать ту, третью птицу. Но зеркало показало ей совсем не то, на что она рассчитывала. Через второго, зазеркального воробья с той же решительностью навстречу ей метнулась чужая, закрыв собой его изображение. Оглянись она в тот миг назад, может быть, что-то и поняла бы или хотя бы остановилась. Но в тот момент ее больше раздражало не поведение хозяина, а присутствие соперницы-незнакомки и ее агрессивные намерения.

Длинных историй в птичьей жизни не бывает (их придумывают), поэтому для некоторого представле ния о семейном поведении воробьев к двум коротеньким историям уместно добавить третью, согласно их хронологии: зима, весна, лето.

Я потом несколько раз выставлял на балкон большое зеркало с намерением спровоцировать хотя бы одну воробьиную пару на подобные действия. Прилаживал стекло и так и эдак — не получилось. Я только одну подробность в той сцене не заметил и не могу утверждать, плоским или выпуклым было зеркало на автобусе. Может быть, искаженное изображение в чем-то и сбило с толку таких сообразительных и находчивых птиц, как домовые воробьи, тысячи раз видевших себя в оконных стеклах.

Вот и в тот день, около полудня обе самки, как по уговору, отправились на газон. А самцы не нашли другого занятия, как перебирать перышки уже подношенного наряда. Наседка из правого угла вернулась довольно быстро и с лёта юркнула в щель. Прошло минут десять. Соседки не было, и ее партнер начал понемногу нервничать: скакал вдоль щели, старался заглянуть, куда улетела самка. Шли минуты, а он все больше терял терпение, время от времени выкрикивая то ли просьбу, то ли приказ.

Сдавая московский кинотеатр “Литва”, строители “позаботились” и о воробьях, оставив над входом незаделанную щель между плитами перекрытия. По всей длине этой щели торчали клочья ветоши — свидетельство того, что из нее вылетело не одно поколение воробьев. А на этот раз жилыми были только два гнезда. Первые выводки уже покинули их, улетев в стаю, а их матери снова стали наседками. Обе наседки несколько раз на день оставляли гнезда под присмотром самцов, чтобы покормиться на соседнем газоне. Там в эту пору уже было чем поживиться зерноядным птицам.

Кандидат биологических наук Л. СЕМАГО (г. Воронеж).

Я пропустил третий звонок на сеанс: хотелось узнать, чем это кончится. Наконец она прилетела и без всяких объяснений шмыгнула мимо самца в гнездо. Но что творилось с ним! Он, немного приспустив крылья, закрыл грудью выход из гнезда, с расстановкой повторяя негромкий звук. Снизу казалось, что его била нервная дрожь и он не мог ее унять. Потом замолчал, как-то обмяк и прикрыл глаза, словно в обмороке, и долго не мог прийти в себя от пережитого потрясения. У его соседа все это происшествие не вызвало никакого любопытства. Может, он уже привык к подобному, а может, проявление интереса к чужим неприятностям против воробьиной морали?



(01) (02) (03) (04) (05) (06) (07) (08) (09) (10) (11) (12) (13) (14) (15) (16) (17) (18) (19) (20) (21) (22) (23) (24) (25) (26) (27) (28) (29) (30) (31) (32) (33) (34) (35) (36) (37) (38) (39) (40) (41) (42) (43) (44) (45) (46) (47) (48) (49) (50) (51) (52) (53) (54) (55) (56) (57) (58) (59) (60) (61) (62) (63) (64) (65) (66) (67) (68) (69) (70) (71) (72) (73) (74) (75) (76) (77) (78) (79) (80) (81) (82) (83) (84) (85) (86) (87) (88) (89) (90) (91) (92) (93) (94) (95) (96)