Кандидат биологическихнаук Л. СЕМАГО (г. Воронеж).

Первый очерк ЛеонидаЛеонидовича Семаго появился на страницах “наукии жизни” ровно 20 лет назад — в № 1 за 1979 год. Этобыл рассказ “Зимние игры ворон”. С тех порЛеонид Леонидович стал постоянным авторомжурнала. Из своих очерков он составил и выпустилнесколько книжек в родном Воронеже. В прошломгоду вышло приложение к “Науке и жизни” —“Рассказы Леонида Семаго о птицах и зверяхсредней России”. Эту книжечку (обложку ее вы видитена фото) можно купить вредакции или выписать на почте.

Скоро сорок лет, как я веду на местномтелевидении передачи о природе, рассказываяземлякам и о самых редкостных, и о самых рядовыхсобытиях в ее царстве. Весной-то достаточно былопроехать из конца в конец любого трамвайного илиавтобусного маршрута, чтобы увиденного хватилона часовую передачу. Не было сложностей и скиносъемкой: возле каждого скворечникараспевали, забавляя слушателей, черноперыепересмешники; в грачиных колониях горластыептицы скандалили, воровали у соседей прутики изнедостроенных гнезд, не обращая внимания назрителей; купались в лужах воробьи, грелись насолнышке божьи коровки, плакали клены, источая иззимних ран сладковатую пасоку; на прошлогоднейветоши золотились звездочки гусиного лука...



В первую неделю 1979 года послежестокого новогоднего бурана приходилось сидетьдома: еще не все дороги были расчищены от заносов.Ну, а в городе можно, конечно, снять снегирей наясенях, синиц на кормушках, грачей и галок настанционных путях, но их уже показывали не раз,озябших, чумазых воробьев — тоже. Свиристели идрозды-рябинники, ощипав рябину, улетели еще досолнцеворота. Полуручные белки в городскихскверах уже давно не вызывали интереса...

Когда же надвигалась тяжелая шапказимы с чередой коротких и однообразных дней, топорой и недели не хватало, чтобы подготовитьтрехминутный сюжет и показать, что жизнь природыне останавливается, не замирает и в самую суровуюпору. И если с текстом еще кое-как получалось, тохорошие съемки, да еще тогдашней аппаратурой,удавались редко. А много ли стоит телевидение безживой картинки?






Жаворонки! Симпатичные и милыехохлатые жаворонки, к которым я отношусь снеизменной любовью, где и когда бы их ни встретил:в городе или в безлюдной пустыне, в зной или встужу, под осенним дождем или в тихий деньпозднего бабьего лета. Неназойливые инезависимые, не теряющие достоинства исамообладания даже в самые трудные моменты своейжизни, они при каждой встрече вселяют в менярадость, заставляя забывать о мелкихнеприятностях. И взгляд у них внимательный ипонимающий, и голос особо певучий, берущий задушу. Этот голос даже в моменты выяснениянедружественных отношений с соперниками звучитне как угроза, а как мягкое и дружелюбноеприглашение к беседе.

Вот им-то и было решено посвятитьтрехминутный рассказ в выпуске “Новостей” втакую пору, когда о весенних поднебесных певцах,полевых жаворонках, еще никто и не вспоминаетдаже. Благо, что мороз, улицы завалены снегом, иптицам с расчищенных дорог и тротуаров податьсянекуда. Хохлатые жаворонки в наших местах живутбезвылетно: они не просто оседлые птицы, а и самыенастоящие домоседы, которые держатся своихучастков на окраинах сел и городов круглый год.Пусть горожане им тоже посочувствуют и, можетбыть, помогут. А то все заботы и внимание —избалованным синицам, у которых заслуг идостоинств ничуть не больше, разве что онинаряднее и доверчивее, чем скромно одетые иосторожные хохлатые жаворонки, которых не знаютдаже там, где они не в редкость.

Хохлатый жаворонок. Фото Л. Семаго.





...Похоже, что нам встретилсяхолостяк-одиночка. Другой птицы близко не было.Обычно хохлатые жаворонки и зимой держатсясемейными парами. Хотя они и не проявляют такойтрогательной взаимной привязанности, как летом(порой их сдержанность даже похожа наотчуждение), но они неразлучны. Чем легче скормом, тем они держатся ближе друг к другу, и,напротив, чем скуднее, тем дальше уходят илиулетают друг от друга, поддерживая связь толькоголосами, еле слышными в уличном шуме.

Зная характер и повадки этих птиц, я ине рассчитывал на скорую и легкую удачу. Надобыло бы пораньше начать “охоту”, пока они былиголодны, да густой морозный туман задержал нашвыезд часа на полтора. Тем не менее жаворонковнашли быстро: они в эту пору в своих местах поодному, по двое чуть ли не на каждой автобуснойили трамвайной остановке живятся. Тот, кто незнаком с их поведением, но знает самих, уверен,что не стоит никакого труда сфотографироватьлюбого из них чуть ли не на заказ. На самом же делене только сфотографировать, но и покормитьсимпатичную хохлатую бестию непросто. Жаворонок,бегая буквально под ногами прохожих, едвасторонясь колес автомобилей и спокойно стоя вполуметре от рельса, по которому катитгрохочущий трамвай, лишь кажется доверчивым ибеспечным — хоть в руки его бери. Он мгновенноловит не только направленное к нему движение, нои любой беглый взгляд. Ни на секунду не теряетптица бдительности, и никогда никто не застанетее врасплох: ни человек, ни кошка, ни залетевший вгород ястреб-воробьятник — или убежит, быстросеменя ножками, или перелетит на другую сторонуулицы, а то — и к следующей остановке, авысыпанные для нее крошки мигом склюют воробьи иголуби. От брошенной в ее сторону щепотки просаили семечек улетает, как от дробового заряда. Этасверхосторожность годами не позволяла мнесделать ни одного хорошего снимка, но на этот разбыла надежда, что погода заставит птиц бытьпокладистее: чем холоднее, чем больше снега, темсмелее ведут себя хохлатые жаворонки на улицах идорогах. Надежда-то была, однако полнойуверенности, что перехитрим мы, а не нас, не было.

Что делать? Найти другого жаворонкабыло нетрудно, да и с ним было бы не легче. А наштем временем свернул за угол, а за углом во весьпервый этаж магазин: МОЛОКО, СОКИ, СЫРЫ, БАКАЛЕЯ,ХЛЕБ.

Распушив перо, поставив торчкомострый хохолок, жаворонок шел по тротуару,неспешно уворачиваясь от ног редких прохожих.Временами он останавливался и поджимал то одну,то другую ногу или продолжал идти на одной,подпираясь полураспущенными крыльями, словнокалека костылями. Снимать надо было из машины, ине только потому, что свирепый мороз сразу жеостанавливал камеру, но и чтобы не насторожить ине спугнуть хохлатого пешехода. На ходу сниматьнельзя: весь асфальт в ледяных буграх и шишках,машину качает даже на самой малой скорости. А намнужен не просто удачный кадрик, а цельный кусокна минуту или хотя бы секунд на сорок. Остановитьмашину — он уходит. Нужно было в нужном местеостановить его. Была бы в кармане щепотка хлебныхкрошек, семячек или пшена, я сумел бы подвести егок съемочной площадке, как профессиональногоартиста. А тут еще операторы (кино- и звуковик)начали нервничать: ноги в легких ботиночкахстали зябнуть, а от ног и сами дрогнуть стали.Одеться-то надо было, как на серьезную зимнююохоту, а не как на легкую, короткую прогулку.

А жаворонок ушел. Он, пока я добывалдля него крошки, шагал и шагал, легкий на ногу,спрыгнул на обочину и вошел в тень высоченногодома на восемь подъездов. Это когда же он все ихпрошагает, чтобы снова на солнышко выйти?!Подгонять рискованно: может улететь; ждать —тоже, потому что света и так мало: солнце ужекнизу пошло. Проехали вперед до удобного места, янасыпал на пути жаворонка немного крошек ипостоял возле, чтобы не сразу уличным воробьямдостались. А они уже все увидели и дожидаются наветках молоденькой липы, когда отойду хотя бы нашаг. “Артист” не спешит, а я понемногу начинаюсомневаться в успехе и испытывать неловкостьперед спутниками. Чтобы как-то сгладить ихнедовольство, достаю еще не остывшую булку, делюее на всех и рассказываю, как она мне досталась. Атут и жаворонок на солнце вышел. Простодушно иделовито шел он прямо к корму. Сейчас зажужжиткамера, и все будет готово.

— Подождите, ребята, сейчас всебудет, как в студии, — и бегом в этот магазин.Подошел к хлебным стеллажам, смел с двух полоккрошки, смахнул их на ладонь, руку — в карман и —к выходу. У касс немного замешкался из-за длинныхочередей. Показал, что ничего не покупал, сдалпустую корзину, и меня пропустили. А в дверяхкто-то трогает за рукав и говорит тихонько:“Дяденька, вот возьмите”. За спиной стоитдевушка-продавщица и смущенно протягиваеттеплую шестикопеечную, бывшую “французскую”булку. Рука против воли взяла подаяние и опустилаего в тот же карман. Успев сказать “спасибо”, —бегом к машине.

Новая задача: как бы повежливеесогнать жаворонка с люка. А он внезапнонастораживается, издает боевой свист и летит вбой: на его участок вторгся чужак, такой жеодиночка. Хозяин не намерен с ним делиться дажетем, чего у самого нет, и надо такого гостявыпроваживать немедленно, пока он не освоился исам не стал считать себя хозяином. Прогнать-то онпрогнал довольно быстро, но назад не вернулся. Акрошки за моей спиной быстренько склеваливоробьи и пара голубей.

Но пока не взял руками, не говори:“Мое”! На пути жаворонка оказался люк какой-топодземной системы. Снег на его крышке растаял отидущего снизу тепла, и хохлатый пешеход прилег нанее погреть лапки. Драгоценные минуты уходят, аон лежит. И подъехать к тому месту нельзя: занявметров десять дороги, там стоит со спущеннымколесом плитовоз.

Солнце все ниже, вот-вот тень домовтой стороны подберется к стенам на этой. Зимниетени длинные и растут быстро. Но еще быстреепадает мой авторитет как знатока птиц, и ярешаюсь на рискованно -безнадежный шаг:подогнать жаворонка к машине. Наверное, была вмоих действиях какая-то недопустимаяпоспешность или непонятная для меня оплошность,достаточная для того, чтобы жаворонок понял: имзаинтересовались, на него охотятся. Оностановился, прижал хохолок, повернулся ко мне ис приятным “тиви-ити-ви”, которое в моих ушахпрозвучало как “ай-ай-ай, вот не ожидал”, улетелметров за двести, да еще и оттуда посвистелукоризненно.

У дня остается чуть больше двухчасов, и желание снять жаворонка постепенноменяется на желание просто накормить его какследует на долгую ночь. (Хорошо, что половинакрошек осталась.) Команда, подавляя глухоенедовольство, дает советы, которые едва липригодились бы для съемок на птичьем дворе. И тутнам показалось, что жаворонок наконец-то понял,чего от него хотят, и, почти не останавливаясь,засеменил к машине. И надо же! Почти под самымколесом находит целое семечко и, ухватив егокончиками клюва, старательно бьет об асфальт, апотом тщательно подбирает все до пылинки иубегает из-под самого объектива назад, словножелая проверить, а не пропустил ли по пути ещекакое яство.

Прошло почти двадцать лет, за которыемы с тем же оператором снимали божьих коровок,муравьев, ласточек, черепах, жаб, змей и бобров ичастенько вспоминали о той охоте, не решаясьзаняться ею повторно. Но совсем недавно, когдапоявились новые телекамеры с длиннофокуснымиобъективами, за один зимний день на трамвайнойостановке и на скотном дворе пригородногохозяйства без всяких ухищрений был снятпятнадцатиминутный фильм о хохлатом жаворонке, вкотором участвовали четыре разные птицы.

Затевать еще одну попытку не былосмысла, ибо перехитрить хохлатого жаворонка,почуявшего подвох, так же трудно или вовсеневозможно, как ворону или гуся, птиц, какизвестно, большого ума. Он уже не спутает вас ни скем из прохожих, даже одинаково одетых, к которымпо-прежнему будет “доверчив”. Так без единогокадра закончилась наша киноохота на маленькуюптицу, которую, казалось, можно не только снять,но и погладить: этакий простачок, попавшийвпервые в большой город. А он оказался исмекалист, и независим, и осторожен, и вовсе непростодушен. Только и оставалось, что вернуться втот магазин и заплатить за булку...



Воистину не знаешь, где найдешь — гдепотеряешь.