Кандидат биологических наук Л.СЕМАГО (г. Воронеж). Всем известен, да почти никому не знаком- вещая птица ворон. Известен благодаря сказкам, басням, песням, пословицам,прозвищам. В народных поверьях ворон - вещун беды. В голосе ворона действительноесть что-то набатное, какой-то настораживающе-тревожный оттенок. Впечатлениеэто усиливается тем, что голос падает с недоступной взгляду высоты, когдадаже острым глазом не разглядеть в небе саму птицу.И у меня отношение к этой птице почти по-языческипочтительное - за семейную верность и заботливость, за ум и сообразительность,за смелость и осторожность, за верность родному месту, за силу и презрениек стихиям, за абсолютную власть над воздухом, за красоту и совершенствополета. Когда ясным осенним утром вороны облетают заповедные урочища Усманскогобора, что в 60 километрах от Воронежа, в поисках жертв ночных оленьих турниров,кажется, что от упругих взмахов черных крыльев вздрагивают еще не проснувшиесяклены, роняя золотой лист. И когда ворон, не сбавляя скорости, мчится полесу на высоте всего вполдерева, дубы и сосны будто сами отводят веткис его пути.Вьюжный январский день не может испортитьворонам приподнятое настоение. Приходит время семейных игр. Колючий сухойснег сечет, как песок в бурю, а черная пара играет в мглистом небе, и доноситсясквозь свист ветра сверху, из-под туч, спокойное и уверенное, как неторопливыйразговор, "крук, кро-кро-кро". Ворон бесстрашно летит и на грозу, не стремясьобогнуть полыхающую и громыхающую тучу стороной.Как-то в апреле штормовой разгульный ветер,словно ошалевший от весеннего солнца, гнал по голубой равнине тысячныетабуны облаков с такой скоростью, что их тени обгоняли катившие по шоссепод уклон автомобили. А пара воронов патрулировала свою территорию, гоняпрочь пролетавших канюков и не позволяя этим мышеловам охотиться в своихугодьях. Под ветер они неслись, складывая скорости своего полета и ветра,а развернувшись над гребнем дальнего увала, крыло в крыло, то бреющим полетом,то взмывая в вихрях, летели обратно, и не было видно в их взмахах ни напряжения,ни торопливости.Дважды, уже глубокой осенью, доводилосьнаблюдать совместную воздушную игру ворона-одиночки и нескольких ворон.По мастерству и управляемости полета черно-серые вороны и сами не из последнегодесятка, да только далеко им до главы семейства, и они благоразумно держалисьпозади, повторяя, словно новички заучителем, незамысловатые фигуры танца.Однако мой рассказ не о способностях иособенностях ворона вообще, а лишь о судьбе одной птичьей семьи. Продолжительноезнакомство с этой семьей (мы снимали ее для телевидения) помогло найтиответы на несколько старых вопросов о жизни и поведении черных птиц.Ворона и сейчас нельзя безоговорочно назватьобычной птицей черноземного подстепья, а не так давно был он большой редкостью.Неба и земли ему хватало, но построить гнездо на огромных открытых пространствахбыло негде: большой осторожной птице нужно и дерево по ее званию, крепкоеи высокое. Но когда расставили по полям решетчатые четырехногие опоры линийэлектропередач, смекалистые птицы быстро оценили их пригодность и надежностьи стали мостить гнезда на переплетахстальных балок, и не в тягость им было жить не на семи, а на семидесятисеми ветрах. Одному из таких гнезд уже более сорока пяти лет, и не каждыйгод вырастали в нем воронята, потому что не раз вдовели его хозяева, неуспевая к зиме обзавестись новым спутником жизни.Так вот. В конце февраля прошлого (1998)года пришла в Черноземье предвесенняя оттепель, и в те дни самки вороновстали наседками. Но погода тут была ни при чем: они снеслись бы и при двадцатиградусномморозе. Отложив первое яйцо, они уже никуда не отлучались, иначе жизньпод скорлупой погибла бы, поэтому все отцы-вороны - днем раньше, днем позже- стали заботливыми кормильцами. Понемногу под мартовским солнцем обтаиваликосогоры, склоны широченных донских балок, и с добычей день ото дня становилосьлегче. Обнажалась из-под снега та печальная дань, которую берет с кого-нибудьпочти каждая зима. Лишались снеговой защиты полевки, хомячки, мыши. Напрудах и озерах вода стала выжимать из нор ондатру. Наметанный глаз вороналегко отыскивал в травяной ветоши зайчат. А вообще-то взрослому воронув пищу годится что угодно: обломок прошлогоднего початка с несколькимизернышками - тоже корм.И точно в день равноденствия из первогояйца вылупился птенец, в следующие четверо суток один за другим по очереди- его братья и сестры. Их рождение совпало с началом великого переселенияптиц - весенним перелетом, первая, пока слабая, волна которого только-толькодокатилась до Верхнего Дона. Летели над почти безжизненными полями, наддолинами еще не разлившихся рек полевые жаворонки, негромким журчаниемзаявляя о своем прибытии; летели, приплясывая, черно-белые чибисы, какбы радуясь возвращению на родину; нестройными стаями, почти врассыпную,летели грачи. И достраивали гнезда местные сороки.Прошла неделя, но ни один из пятерых воронятеще не был похож на птицу, и даже у самого старшего еще не открылись глаза.Полуголые, с жиденьким пушком на голове и шее, с пеньками полетных перьев(как колючки у новорожденного ежика), они, сбившись в плотную кучку, дрожалисогревающей дрожью, и каждый старался затискаться под братьев. Меньше всегоэто удавалось младшему, и он чаще других вытягивал шею вверх, раскрываяв немой просьбе малиново-красный зев. Которые постарше время от временитоже тянулись вверх с просящим сиплымписком, хотя животы у всех были набиты до отказа. Казалось, что у птенцоврты шире, чем у родителей. Мимо такого рта кусок не пролетит. В него, хочешь- не хочешь, положишь то, что собирался проглотить сам.Те самые воронята.В той же последовательности, с которойворонята появились на свет, у них открывались глаза, но еще несколько дней,став ростом почти с голубя, птенцы оставались незрячими. Они еще не зналиоблика отца и матери и раскрывали рты лишь на их голоса или на звук посадкина опору. Стоило лишь слегка постучать по стальной ноге, как над гнездомразом поднимались пять голов и раскрывались пять ярких, как цветы, ртов.На руках такой птенец сидел спокойно, как в гнезде. На звуки грубого, схрипотцой, мужского голоса вороненок тянулся к лицу, хватал мягкой пастьюза нос, но совершенно не реагировал на тихий, чистый женский голос, будтои не слышал его вовсе. Такого уже нетрудно выкормить в неволе. Взятый навоспитание, он потом всю жизнь будет относиться к своему воспитателю, какк родному. Нрав у этих птиц довольно уживчивый и покладистый, но у многихпроявляется явная склонность к озорству, не всегда безобидному.Вообще в неволе ворон, словно бы из-заневозможности общаться со своими, непременно становится пересмешником.Дикие вороны в природе - не в пример другим пересмешникам: скворцу, варакушке,плясунье, камышевкам, жулану и некоторым жаворонкам и даже своей родственнице- сойке - чужими голосами не увлекаются, словно бы не подозревая о своихспособностях. Возможно, что у вольных птиц нет никакой надобности варакушить.Горло ворона неспособно к воспроизведению нежных звуков птичьих песен,и он не может ни свистеть, ни щебетать по-синичьи, ни звенеть по-овсяночьи,ни журчать, как журчат щурки. Зато у него прямо-таки настоящая страстьк повторению грубых и неприятных голосов, к разным стукам, к отвратительномускрипу ржавого гвоздя, выдираемого из крепкой доски. В собственном языкеворонов есть крик, похожий на собачий лай, и поэтому ручные птицы любятпередразнивать собак. Один за это поплатился как следует: он бессовестнолаял довольно спокойной таксе что-то такое обидное или оскорбительное прямов морду, и та, не стерпев унижения, откусила ему чуть ли не половину надклювья,после чего озорник за десять лет нетявкнул даже в уединении ни разу. Он же любил кашлять по-стариковски и,откашлявшись, бормотать прокуренно-простуженным голосом не очень разборчивочто-то вроде: "Неплохо бы и рюмочку..." Стук и треск выходили у него простозамечательно, а для хлопка бьющейся электролампочки не хватало лишь звонаосколков.Росли воронята, и беглым взглядом уже невозможнобыло определить, кто из них младший, кто - старший. Ржаное поле и склоныбалок подернулись зеленью, и с охотой не было трудностей. Не оставалосьсомнений, что в начале лета племя воронов получит пятерых крепких и достаточнообученных птиц нового поколения. Но вопреки этой уверенности все вышлоиначе...Птенцы прозревали, белесая пелена, застилавшаяглаза, исчезала. Пора было выдавать им птичьи "паспорта", надеть каждомукольцо для постоянного ношения. Всю пятерку пересадили в ведро, опустилина землю и, кому - на левую, кому - на правую лапу, надели кольца. Сытыеворонята, кажется, даже не проснулись, и ни один не пискнул, ни в ведерке,ни в руках. Видно, страх в таком возрасте им неведом, да и в ногах ещенет нужной силы, чтобы хоть как-нибудь противиться насилию. К тому же иродители отнеслись к вмешательству в жизнь семьи удивительно спокойно,словно домашние куры. Они чуть ли не с первого визита к их гнезду уверовалив отсутствие у нас злых намерений. Ворон кормил наседку, а она лежала нагнезде, не обращая внимания на объектив большой телекамеры, нацеленныйпрямо на нее. Они и охотились неподалеку, пока снимали и кольцевали ихдетей, тогда как соседняя пара впадала в панику, когда возле опоры с ихгнездом появлялся человек.Немного докучали воронам соседки-галки.Те же опоры - линии электропередачи - стали настоящим благом и для галочьегоплемени. В начале апреля все ближние и дальние столбы по обе стороны опорыбыли заняты парами галок. Воронов это соседство нисколько не беспокоило.Они, зная кротость своих маленьких родственниц, никогда не прогоняли их,когда те присаживались на опору. Зато стоило кому-либо из воронов опуститьсябез всякого недоброго намерения на столб, как хозяйки, иногда с соседкамивместе, зная о наклонностях воронов к разорению чужих гнезд, набрасывалисьна непрошеного гостя, молча пугая его стремительными бросками. Самка относиласьк таким нападкам довольно терпимо, а ворона этоиногда брало за живое, и он сам бросался на задир. Не всерьез, а так, дляострастки. Но все же у восьми пар галок сдали нервы, и они предпочли избавитьсяот рискованного соседства - покинули облюбованные столбы, так и не приступивк строительству гнезд.Хотя рядом с другой семьей воронов на тойже линии обреталась небольшая галочья колония: между опорой и виадуком,под которым гнездились галки, не было и пятидесяти шагов. То ли они полагалисьна совместную защиту, то ли на то, что осторожный ворон никогда не осмелитсязаглянуть под их общую "крышу" искать спрятанные в глубоких нишах-щеляхгнезда. Но и безмятежной их жизнь тоже не была: переполох поднимался всякийраз, когда кто-либо из воронов, пока не было на дороге автомобиля, присаживалсяна перила виадука. А когда самый смелыйили самый нетерпеливый вороненок из этого гнезда попробовал свои крылья,но, не удержавшись в воздухе, опустился на землю и поскакал под виадук,галочий крик был слышен за версту. Этот крик и привел нас к месту чрезвычайногопроисшествия - первого полета неопытного смельчака.После кольцевания воронят за другими весеннимизаботами и делами прошло двенадцать дней, и был пропущен один еженедельныйвизит к их дому. Доцветала на обочинах мать-и-мачеха, свежая зелень покрыласклоны, солнце грело почти по-летнему, но гнездо уже издали насторожилонас своей безжизненностью. Дом ворона был пуст. Не было вблизи и взрослыхптиц, а под опорой лежал младший вороненок с кольцом на ноге и без головы...Да, смел, силен и независим ворон и можетв одиночку напасть на царственную особу - нагнать страха на взрослого орла-могильника.Но он чисто дневная птица. А на западе, в старом овраге, который врезалсяв балку, как огромная рана земли, жил властелин ночи - филин. Он-то и отнессвоим троим филинятам четверых воронят, непонятно почему бросив пятого.Вот вам и вещун, который не смог ни предвидеть,ни предотвратить несчастья в собственной семье. Случай, конечно же, неединственный, и поэтому так сильна вражда между вороном и филином. Это,если угодно, вражда уже на генетическом уровне, и она не ослабевает ниосенью, ни зимой. Самого ворона по той же причине ненавидит ворона. Нотут отношения между родней сложнее, и гнев ворон в межсезонье как бы затухает.
Однако семейные вороны, уже знающие, чтотакое ярость черно-серых, предпочитают и зимой держаться в стороне от ихстай. Ворона перекладывает на семейных вину холостого молодняка, которыйпо весне в открытую грабит гнезда. Награбленное - яйца или маленькие птенцы- достается лишь троим-четверым из стаи, которая действует в нападениина родню довольно согласованно, будто договариваясь заранее, кому - дразнить,кому - пугать, кому - хватать, никогда не затевая ссор друг с другом из-задобычи. Эти стаи никогда не осмеливаются разбойничать в грачиных колониях(хватает благоразумия), поэтому отношение грачей к ворону довольно миролюбивое,и они позволяют главе рода и семейства без всяких условий гнездиться всвоих державах.Трагедий, происходящих без участия человека,в птичьем мире сколько угодно, вплоть до самых нелепых. Но иногда с досадыготов принять вину или часть ее на себя за то, что не смог предотвратитьнесчастье. Нам никогда не узнать, какие чувства испытывают сами животные,теряя семью, потомство, гнездо, убежище.Наверное, это и для них потрясение, которое не забывается. Неизгладимоевпечатление и, пожалуй, настоящее сострадание вызвали у меня расставаниес гнездом бездетных орлов-карли ков, смерть на токонесущих проводах аиста,который нес корм своей наседке, и вот эта гибель всего выводка воронов.Уповая на верность этих птиц месту и гнезду, оставалось только ждать следующуювесну, чтобы увидеть, как птенцы становятся крылатыми птицами и как начинаетсяих жизнь в свободном небе.Гибель птенцов в таком возрасте у крупныхптиц невосполнима, но обездоленная пара словно бы в отчаянии, неизвестнона что надеясь, сложила новое гнездо на ближней опоре, всего в четырехстахметрах от своей, поместив его на том же переплете балок. Сложили не кое-как,не наспех, но самих не было и там. Зато стояла на новом гнезде, как хозяйка,пустельга, которой невероятно повезло: досталась великолепная, крепкаяи теплая постройка, а не какая-то сорочья развалюха.Вот эта пустельга и вспомнилась в началеиюня, когда давным-давно опустели гнезда всех воронов. Как она там?А там нас ждал подарок. Гнездо было. Небыло пустельги. Может, и ее навестил филин? А может, ей больше приглянулосьразоренное гнездо? Однако не было ее и там, из гнезда же... тянулись вверхголовки трех полуслепых воронят. Второй выводок! Сиплыми голосами все троепросили есть, не обращая внимания на предупредительно-тревожные крики родителей,у которых не осталось и следа от прежнего спокойствия и доверия, словноне признали они в нас старых знакомых, которым без видимого волнения позволялибрать птенцов в руки. Однако через несколько минут оба ворона, видимо,присмотревшись, успокоились и занялись охотой, улетев к верховьям балки.
Охотник с добычей.В ближних угодьях охотиться стало невозможно.Во-первых, половина семейной территории была занята огромным ржаным полем,на котором поднялось густое, в рост человека, жито, а в нем не то что ворону,но даже сове и луню не поймать и мышонка. Во-вторых, воронам сильно докучали,а вернее, не давали спокойно жить чеглоки, загнездившиеся в ближней лесополосе.Эти соколки жили здесь и в прошлые годы, не вступая, однако, в конфликтс воронами, потому что ко времени их прилета воронята досиживали в гнездепоследние дни. Теперь же с воинственным гиканьем чеглоки встречали летевшихк гнезду воронов и так же провожали их, норовя ударить. С яростью набрасывалисьони на больших птиц, и тем едва удавалось уворачиваться от стремительныхбросков.Воронята были примерно в том же возрасте,в котором погибли их старшие братья, и были они голодны. Вот тут и пришелсам собой ответ на вопрос, почему вороны гнездятся так рано. Ведь на всепро все, чтобы построить гнездо, высидеть и выкормить птенцов, требуетсявремени не больше, чем стрижам для той же цели: девять-десять недель. Такстоит ли рисковать, если и в марте бывают морозы за двадцать градусов?Оказывается, в марте-апреле пятерых выкормить легче, чем в июне двоих,потому что для нормального развития воронятам нужно в достатке свежее мясо.Всякие там жуки-щелкуны, хрущи, кузьки, клопы-черепашки, гусеницы и прочиешестиногие - корм не для них. Основная добыча воронов весной - разная местнаямышатва: полевки, хомячки, землеройки, мыши, водяные крысы, у которых нетнадежной травяной защиты и которых голод толкает под открытое небо днем.Под опорой было рассыпано много комочковиз плотно свалянной мышиной шерсти и мышиных костей. В желудке ворона перевариваютсятолько мягкие ткани жертв, а волосы и косточки сбиваются в продолговатыйкомок, который птица отрыгивает и выплевывает. По этим выплевкам нетрудноразобраться, кого и сколько поймали вороны для себя и птенцов. О характерепищи можно было догадаться и по густой "побелке" на стойках и перекладинахопоры, на листьях могучей крапивы под ней. На плохой, бедной азотом землеэтот жгучий злак расти не будет, а под опорой даже при скудных дождях онвымахал высотой под два метра, заглушив другие травы. На крепких крапивныхстеблях сплела гнездо пара серых славок и под покровительством большихсоседей благополучно вырастила полный выводок.Под тремя живыми воронятами лежал четвертый.Мертвый, с явными признаками истощения. Голод мучил и живых. Они, раскрывпросящие рты, поднимали головы и пищали в ответ на постукивание прутикомпо ноге опоры, принимая этот звук за знак посадки прилетевшего с кормомродителя. Весной такого не было.Было похоже, что и всех оставшихся не удастсявыкормить. Так оно и вышло: через несколько дней захирел и погиб еще одинвороненок. А в начале июля гнездо покинули два молодых ворона. В день ихвылета родители, словно бы в отместку чеглокам, с утра улетели в лесополосуи чуть ли не от соколиного гнезда звали своих. Соколят они не тронули,но взрослым соколам испортили полдня.Обычно после вылета молодняка вся семьяеще несколько дней держится возле гнезда, но тут родители, доведенные чеглоками,наверное, до потери самообладания, сразу отвели воронят подальше.В конце лета на маленькой лагерной свалкев середине леса карканьем выдала себя небольшая стая молодых воронов. Десяткатри их разрывали молочные пакеты, лакомясь скисшими остатками молока, разыскивалив кучах корки и прочие объедки. Вспугнутые, далеко не полетели, а расселисьпо высоким соснам. На ноге одного явственно блеснуло алюминиевое кольцо.Скорее всего, это был один из июльских птенцов знакомой пары. Расстояниедо его "дома" было небольшим: всего километров шестьдесят по прямой. Поголосам угадывалось присутствие в стае одной-двух старых птиц: может быть,чьи-то родители, может быть, наставники.В заключение вернусь к одному незначительномусобытию весны, которое на первый взгляд как будто и не имело прямого отношенияк жизни воронов. Я уже упоминал, что на вновь выстроенном гнезде, котороетак и осталось пустым, стояла, словно хозяйка, пустельга. Вторая птицачуть поодаль сидела на проводе. Но жить-то там маленькие соколы-мышеловыне остались. И наверняка не по доброй воле отказались они от такого прекрасного"дома". Нет ничего надуманного в том, что вороны просто-напросто не позволилиэтим птицам остаться и охотиться в своих угодьях,признавая в них конкурентов на одну и ту же добычу: полевок, сусликов,мышей. По той же причине гнали они прочь пролетных канюков в апреле. Также поступали они с луговым лунем, застигнув его на окраине своих охотничьихугодий. Однако не ссорились ни с коршуном, ни с орлом-карликом, жившиминеподалеку. Так что в гнездовое время ворон проявляет неприязнь не толькок соплеменникам, но и к птицам других видов не как к врагам, а как к конкурентам,чего вроде бы не должно быть. Однако же бывает.