С подобными загадками сталкивались и наши предки, причем с незапамятных времен. Непонятного, необъяснимого тогда было не в пример больше, чем теперь. Все это рождало суеверия и, нет сомнения, лежало у истоков рождения всех религий.

Этот рассказ-воспоминание - яркое свидетельство того, как легко можно ввести в заблуждение даже вооруженных знаниями специалистов. Владимир Михайлович Воробьев закончил Высшее военно-морское училище в г. Севастополе, занимался научной работой в НИИ прикладной физики г. Новосибирска. Казалось бы, и он сам, и его коллеги относятся к той категории людей, которые должны скептически воспринимать сообщения о так называемых необъяснимых явлениях. Тем не менее все они попали впросак. Для В. Воробьева случай, о котором идет речь, послужил уроком на всю жизнь. Надеемся, что и читатели журнала сделают соответствующие выводы. Было время, когда по молодости лет я с запойным увлечением читал все, что попадало в руки, о малоизвестном, плохо изученном, о всех тех непознанных явлениях природы, которые заставляют задуматься и даже усомниться в могуществе науки. Телепатия, озерные чудища, снежный человек, древние и внеземные цивилизации, полтергейст, летающие тарелки и, наконец, Бермудский треугольник - вся появлявшаяся о них в печати информация волновала, будоражила ум, и как-то очень веpилось, что пройдет еще немного времени, и наука все объяснит. Только не тут-то было. Этими же увлечениями успели переболеть наши дети и даже внуки, а воз, как говаривал когда-то дедушка Крылов, и ныне там.

Не веруя в Высший Разум, не могу я поверить и в существование большинства перечисленных выше явлений, хотя однажды и случилось событие, которое едва не поколебало мои атеистические убеждения.

Всевышний, Бог, Творец Вселенной - лишь он один знает и может все, а коли нет чему-то отгадки, значит, того Он и не желает. А вопросы "кто создал самого Творца?" или "как и откуда он возник?" задавать просто неприлично, ибо "Создатель был всегда!" Это аксиома! Только вот эта-то аксиома и не позволяет мне до сих пор принять Веру на веру. И в этом смысле мне очень близко утверждение лауреата Нобелевской премии Виталия Гинзбурга, что все религии суть лженауки. На мой взгляд, прямо в яблочко. При том, что я категорически против всякой борьбы с религией, потому что, во-первых, уважаю любые убеждения, а во-вторых, ни одна религия ничему плохому не учит. Христианство, к примеру, обогатило мировую культуру: сколько шедевров архитектуры, музыки, живописи создано гениальными творцами под его непосредственным влиянием - о какой же борьбе можно говорить?

Жора, а именно так он требовал себя называть, хотя и не достиг сорокалетнего возраста, был значительно старше остальных, но этого, в силу его необычайной общительности, полного отсутствия в поведении даже намеков на превосходство в чем-либо, уже скоро никто не замечал.


Владимир Михайлович Воробьев с сыном. Фотография сделана в тот период, когда выпускник Высшего военно-морского училища г. Севастополя В. Воробьев работал в НИИ прикладной физики г. Новосибирска. 1984 год. Произошло оно в середине 60-х годов теперь уже прошлого века в Академгородке под Новосибирском. Работая в НИИ прикладной физики, мы, группа молодых сотрудников, бредивших наукой, частенько собирались компанией, чтобы потанцевать, послушать музыку, подискутировать на околонаучные темы, обсудить новинки литературы или кино. Холостые, энергичные, жившие от получки до получки, мы сбрасывались на нехитрую выпивку и закуску - числом от шести до восьми человек обоих полов, - сходились обычно на квартире новоиспеченного доктора технических наук Георгия Яковлевича Надсона, большого любителя подобных сходок.

Георгий Яковлевич был разведен. Его жена, не выдержавшая пыток "провинциальной жизни", с двумя детьми уехала в Москву к высокопоставленным родителям. В Москву мог уехать и сам Жора, но, похоже, больше семьи он любил дело, а точнее - свою науку.

У него была трехкомнатная квартира, обставленная чешской полированной мебелью, магнитола, пианино и шестиструнная итальянского строя гитара, на которых он достаточно сносно играл.

Невысокий, по-цыгански черный, начинавший лысеть, Георгий Яковлевич не отличался особой привлекательностью, а демонический взгляд его темных глаз заставлял собеседника порой смущаться и даже робеть. Взглядом он напоминал Михаила Таля, восьмого чемпиона мира по шахматам, имевшего привычку после сделанного хода смотреть на противника в упор. Не многие гроссмейстеры выносили этот взгляд, и некоторые жаловались судьям на то, что Таль их гипнотизирует. Даже Фишер, играя с Талем, надевал темные очки.

Тогда мы все преклонялись перед Надсоном за его необычайно мощный ум, за умение четко и, я бы сказал, красиво излагать мысли. Несомненно, он был высочайшим эрудитом. Не случалось разговора, в котором он не принял бы живейшего участия и не проявил при этом энциклопедических познаний предмета.

И вот как-то в самый разгар вечеринки разговор зашел о телекинезе - способности мысленно воздействовать на материальные предметы. В отличие от телепатии, которую признавали почему-то многие, телекинез отвергали практически все, ссылаясь на то, что науке даже гипотетически неизвестны силы мозга, способные к механической работе. А потому любые демонстрации телекинеза есть хорошо отлаженный фокус и плутовство.

Взгляд Надсона не гипнотизировал, он словно бы говорил: "Не стоит спорить со мной!", хотя не было случая, чтобы живым словом он даже намекнул о чем-либо подобном. Георгий Яковлевич ко всем и всегда был подчеркнуто уважителен.

Сидя в излюбленном зачехленном кресле, установленном между двумя книжными шкафами, Георгий Яковлевич переводил свой колдовской взгляд с одного собеседника на другого, как бы желая удостовериться, какой оглушительный эффект произвело его заявление.

- А я вот верю в телекинез, - среди всеобщего гвалта прозвучал негромкий голос Надсона, и брожение как-то сразу улеглось. - Да, верю, хотя, к стыду своему, тоже не вижу ему объяснений.

Наступила гробовая тишина, а Надсон продолжал:

- Верю, потому что владею!

Пораженные незамысловатой логикой, мы разом повернули головы и уставились на секундную стрелку, скачками перемещавшуюся по циферблату.

- Видите, на серванте стоят каминные часы? Несмотря на внешнюю вычурность, это обыкновенные электронные часы на батарейке. Я толком даже не знаю, как они работают. Думаю, что в основе схемы банальный автоколебательный мультивибратор, генерирующий импульсы, преобразуемые соленоидом в импульсное магнитное поле. Это поле в свою очередь взаимодействует с постоянным магнитом и раскачивает маятник. Так вот, остановить маятник и тем более стрелку, сопряженную с ним через понижающий редуктор, мне конечно же не по зубам, а вот нарушить работу электросхемы - пожалуй. Не мне вам говорить, что малейшее изменение потенциала на базе одного из транзисторов может перевести мультивибратор из автоколебательного режима в ждущий, и тогда все встанет. Вот это-то и по силам биополю моего мозга. Смотрите!

А стрелка меж тем продолжала движение.

Прошла минута, другая, но стрелка не останавливалась, и мы стали уже оборачиваться на Надсона, полагая обнаружить усмешку и понять по ней, как дешево он всех нас "купил". Но, увидев, как, прикрыв глаза, тот весь напрягся, как вздулась у него на лбу вена, как побелели пальцы, сжимавшие подлокотники, мы сразу отбросили всякие предположения о розыгрыше.

Расслабившиеся было, мы вновь замерли, а Надсон сделал еще попытку, потом другую, третью, и, к нашему изумлению, стрелка, пару раз дрогнув, как это и бывает при выработанном ресурсе батарейки, застыла.

- Не получается, - выдохнул наконец Надсон. - Прекратите шушуканье!

- Ну, Жора, вы - чародей! - зааплодировали свидетели этого необычайного, невообразимого прежде действа.

Потрясенные, мы, должно быть, представляли жалкое зрелище. А Надсон? Бедный Надсон! Опустив голову, он дышал какими-то рывками, и было видно, какого труда и напpяжения стоил ему этот сеанс.

- Могу. Это уже полегче. Только дайте передохнуть, - как-то безвольно ответил Надсон. - Эти часы вообще необыкновенные. Два раза они беспричинно падали с серванта. Видите склейки на корпусе. Пришлось их даже намертво прикрутить. Заметьте, это уже нечто от полтергейста, для отрицания которого у меня, кстати, тоже нет оснований.

- А запустить снова сможете? - спросил кто-то из присутствовавших, желая, видимо, еще раз убедиться в реальности происходящего.

- Ну, кажется, уже можно, - Георгий Яковлевич снова прикрыл глаза, напрягся, сжал подлокотники, и где-то через минуту стрелка затрепетала и двинулась в свой привычный путь.

А мы, готовые теперь поверить в любую чертовщину, наперебой стали высказывать самые фантастические предположения, объяснения и ждать, когда Надсон вновь запустит часы.

Остаток вечера прошел под впечатлением от увиденного, а когда пришла пора расходиться, Геоpгий Яковлевич попросил всех на минуту задержаться.

- Ура! Ура чародею! - загремели восклицания, а Надсон, открыв глаза, как-то печально улыбнулся.

И мы враз поняли, что боготворимый Надсон всех бессовестно одурачил.

- Да, ребятки, кандидаты-аспиранты, будущие академики, не много же надо, чтобы поколебать ваши устои. Для служителей науки это недопустимо. А где скепсис - ее верный страж? Где стремление убедиться в чистоте эксперимента?

Дальнейший путь их пролегал под напольным ковром и заканчивался в подлокотнике кресла, где был смонтирован микротумблер. Именно благодаря ему наш доморощенный факир разрывал и вновь замыкал электрическую цепь.

- Ну-ка, Миша, открой барчик под часами, - обратился он к младшему из нас, и, когда тот опустил дверцу, все увидели два черных проводка, тянувшихся от дырки в верхней стенке серванта к задней.

Не знаю, как другие, а я запомнил этот урок на всю жизнь.

И всю эту работу, включая порчу дорогого серванта, Надсон проделал лишь для того, чтобы преподнести нам урок?! Непостижимо! А каков актер! Какие шекспировские страсти разыграл наш милейший доктор! Телекинез! Полтергейст!



В. ВОРОБЬЕВ.