[Параметры] [Интерфейс] [Работа с письмами] [Ошибки]
(01) (02) (03) (04) (05) (06) (07) (08) (09) (10) (11) (12) (13) (14) (15) (16) (17) (18) (19) (20) (21) (22) (23) (24) (25) (26) (27) (28) (29) (30) (31) (32) (33) (34) (35) (36) (37) (38) (39) (40) (41) (42) (43) (44) (45) (46) (47) (48) (49) (50) (51) (52) (53) (54) (55) (56) (57) (58) (59) (60) (61) (62) (63) (64) (65) (66) (67) (68) (69) (70) (71) (72) (73) (74) (75) (76) (77) (78) (79) (80) (81) (82) (83) (84) (85) (86) (87) (88) (89) (90) (91) (92) (93) (94)

В десятилетнем возрасте я впервые попал в подмосковный пионерский лагерь. Меня сразу записали участником шахматного турнира. К окончанию первой партии мой оппонент располагал только королем против моего короля с ферзем. Я понимал, что надо выигрывать, ставить мат, но окружившие нашу доску ребята в силу своей искренней заинтересованности не умели соблюдать тишину, постоянно обсуждали позицию и целесообразность очередного хода. Их реплики отвлекали и, конечно, мешали. В конце концов один из мальчиков очень уверенно заявил, что владельцу одинокого короля нужно сдаваться.


В семилетнем возрасте меня научили играть в шахматы мальчики с соседней дачи. К концу лета мы довольно бойко разыгрывали партии, которые обязательно продолжались до полной победы одного из участников. Реже сражения заканчивались вничью. В этом случае на шахматной доске не оставалось ни пешек, ни фигур, кроме одиноких королей.

- Да, - обернулся я, - всякое бывает.

- Рано, - хмыкнул кто-то за моей спиной. - Возможен и пат.

Пытаясь не выпустить короля противника, я сделал неосторожный ход.

Я впервые услышал слово "пат"; никто и никогда не объяснял мне, что это такое. Представляете, как мне было стыдно?

Через некоторое время я узнал, что такое "пат". Пат (французское pat, итальянское patta - игра вничью), положение в шахматной партии, в котором сторона, имеющая право хода, не может им воспользоваться, так как все ее фигуры и пешки лишены возможности двигаться, причем король не находится под шахом. Партия, в которой возник пат, признается ничейной.

- Пат! - восторженно закричали за моей спиной. - Очко пополам!

В школьные годы мы много играли, но о существовании кружков и секций шахмат в домах пионеров я узнал только в седьмом классе. Помню свое первое посещение городского Дома пионеров в переулке Стопани. Убранство этого дома-дворца, архитектура, лепнина, великолепно натертые паркетные полы сразу создали ощущение праздника.

Интерес к шахматам в Москве стал всеобщим после матч-турнира пяти сильнейших гроссмейстеров (1948 год). Тогда в каждой семье говорили про его участников - Ботвинника, Смыслова, Кереса, американца Решевского и доктора математики Эйве из Нидерландов. Я ходил из школы по тихим переулкам - Большому Казенному, Лялину, Подсосенскому, выходил на Воронцово поле и доходил до своего Кривогрузинского (теперь переулок Обуха). Как раз напротив переулка на стенде вывешивали газету, где помещали очень подробные отчеты о сыгранных партиях и диаграммы. Как же было радостно, когда в очередной раз побеждали Михаил Ботвинник и Василий Смыслов!

А объяснялось все просто. В основном это были дети из бедных семей. Отцы многих из них погибли на войне или пропали без вести, а зарплаты их мам на жизнь не хватало. Мамы для создания сносных условий жизни надрывались приработками на второй работе и поэтому не по своей вине обделяли детей заботой, вниманием, уходом.

А вот сами шахматисты потрясли меня до глубины души. Среди них преобладали тщедушные дети, бледные, многие - с дефектами зрения, речи, походки. Над длинным столом с шахматными досками витала абсолютная тишина. Бедно одетые дети были чересчур серьезными и печальными, как старики, в глаза которых заглянула вечность.

Потом в газетном киоске я случайно купил книжку по теории дебютов В. Н. Панова, вечерами почитывал ее и даже пытался освоить кое-какие открытые, полуоткрытые и закрытые начала... Я узнал некоторые шахматные хитрости и пытался применять их в партиях со сверстниками. Иногда это помогало найти путь к выигрышу.

Комок подкатил у меня к горлу. Мне стало почему-то так их жаль. Я ушел подавленный и почти до конца школы в секцию не ходил.

Я вспомнил про шахматную секцию Дома пионеров и решил к концу школы обязательно стать шахматистом-разряд ником. Поскольку я не имел даже 5-й категории, сразу записался в квалификационный турнир. Среди пяти - семикласс ников я был самым старшим и, конечно, чувствовал себя неловко. Но за два турнирных дня я обыграл всех своих противников и сдал таблицу турнира руководителю кружка. Только его подпись допускала меня к турниру на 4-ю категорию в следующее воскресенье.

С первой же четверти десятого класса ребята стали поговаривать о будущем поступлении в институт. Рассуждали, что разряд по любому виду спорта создает абитуриенту особенно благоприятный ореол.

Вот тут-то я и применил английское начало. В одном из вариантов там есть данайская жертва коня, которую я замаскировал вроде бы своим просчетом. Девушка внимательно оценила позицию на доске один раз, другой... и уверенно взяла коня. Через двенадцать ходов она проиграла.

Помню, что к этому турниру я готовился дома по Панову. Я разобрал и хорошо усвоил английское начало... С тремя мальчишками я расправился быстро. Четвертую партию мне предстояло играть с девушкой из 8-го класса. Она была красивой, очень стройной, изящной, чернобровой и темноволосой, с длинной густой косой. Перед встречей с ней за шахматной доской я краем уха услышал, что ребята назвали мою будущую партнершу "крепким орешком" и что она уже успела отобрать очки у большого количества шахматистов мужского пола.

Я осторожно и молча пожал ее ладонь. Рука была влажной и холодной. Я взглянул в ее лицо - в нем не было ни кровинки.

- Поздравляю вас, - виновато, будто извиняясь, сказала она.

Дома я снова засел за Панова, но читать не смог. Перед моими глазами и сейчас стоит лицо этой девушки.

Потом я играл еще несколько партий и потерял эту девушку из виду. Но когда уже уходил, случайно увидел ее за колонной. Она стояла, прислонившись к колонне спиной и несколько закинув голову. Из глаз ее текли слезы - слезы обиды.

Когда моего приятеля, довольно сильного игрока в шахматы, спрашивали, на уровне какого разряда он играет, этот человек отшучивался: "Едва играю е4...". Мне шутка понравилась, и я взял ее "на вооружение".

Больше в квалификационных турнирах я не участвовал.

Сначала все шло сносно, хотя позиционно с первых же ходов преимущество оказалось на стороне моего более опытного противника. Затем в середине доски начались размены пешками и фигурами. К моей досаде, я допустил просчет и остался без коня. Конечно, в приличном турнире, когда силы соперников равны, партию после этого сдают. И это самый справедливый итог и выход из положения.

Прошло несколько лет. Я уже был студентом медицинского института. На каникулы по профкомовской путевке впервые поехал в дом отдыха. В один из вечеров пронеслась весть, что к нам приедет кандидат в мастера спорта по шахматам, который даст сеанс одновременной игры на 20 досках. За первые доски уверенно уселись ветераны, знавшие свою силу и надеявшиеся если не победить кандидата, то хотя бы сыграть с ним вничью. Меня подмывало сыграть с сильным противником, но сдерживала боязнь публичного конфуза. Когда вакантным осталось последнее, 20-е место, друзья почти насильно усадили меня за партию.

Я успокоился. Стал играть внимательнее и осмотрительнее. А мой противник понял, что за 20-й доской сидит уж очень посредственный игрок, и даже не стал делать рокировку, а бросил своего короля вперед, используя его для уничтожения моих зависших пешек. Одну из них я успел защитить конем, но две другие стали легкой добычей. И вот тут вдруг его король оказался в туннеле из моих пешек и своих фигур. В такой позиции достаточно одного диагонального удара слоном, чтобы "шах" стал одновременно матом его королю. Мешал мой конь. Нужно было отойти конем, но так, чтобы противник его обязательно взял. Я увидел спасительную вилку: беру защищенную пешку и одновременно нападаю на его ферзя и ладью. По идее он должен был взять моего коня, если продолжал верить в мою посредственность. Подойдя к 20-й доске, чтобы увидеть мой ход и ответить мне, мой противник стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. И я отдал коня. Он кинул взгляд на доску и, почти не задумываясь, принял мой данайский дар. Пока мой противник делал свои ходы на других девятнадцати досках, я мысленно проверял, действительно ли я выиграл. Через некоторое время очередь снова дошла до меня. Выждал несколько мгновений, поставил своего убойного слона и произнес вслух "шах!". Последовало молчание, а потом недоуменное: "Так это же мат..."

- Ай, да конфуз, - подумал я, - надо сдаваться... Но доведется ли еще сыграть против кандидата в мастера?

- Поздравляю, - сказал кандидат в мастера. - Однако ловко вы меня перехитрили.

- По-моему, да, - ответил я.

Потом среди отдыхающих разнесся слух, будто у меня первый разряд по шахматам, но я это тщательно скрываю.

В сеансе одновременной игры кандидат в мастера обыграл 16 противников и только с тремя разошелся вничью. Проиграл он только одну партию.

К счастью, мои каникулы кончались, и никто из солидных игроков так и не успел проэкзаменовать меня в личной встрече.

- Да я едва играю е4, - оправдывался я, но этому уже никто не верил.

Помню, какое восхищение вызвала у меня напечатанная в журнале "самый интересный журнал Наука и жизнь " одна из партий Таля. С середины партии он комментировал четыре варианта возможного развития событий в зависимости от какого-то принципиально важного хода его противника. В каждом из просчитанных в уме продолжений Таль видел на 24 хода вперед! Фантастика!

В студенческие годы увлечение шахматами сохранилось, но так и осталось домашней забавой. В турнирах мне играть не довелось, но иногда я с удовольствием просматривал за доской партии ведущих шахматистов.

В отделении на 50 коек 25 были отведены детям с заболеваниями системы крови. Преобладали все больше тяжелые больные, с онкогематологическими заболеваниями. Такие больные требуют постоянного внимания. Поскольку в те времена мы еще не располагали современным опытом и возможностями, некоторые процедуры были очень болезненны. Их приходилось повторять неоднократно, чтобы следить за ходом лечения, корректировать, но не всем детям объяснишь это. Младшие плакали, но покорялись. А старшие иногда бузили и отказывались. Приходилось и уговаривать ребят, и успокаивать, и даже идти на маленькие хитрости.

Однако вот и институт позади. У меня диплом врача-педиатра. С первых же самостоятельных шагов мне понравилась детская гематология. Я поступил в клиническую аспирантуру по этой специальности.

Все попытки уговорить, воздействовать через маму успеха не имели.

Одного из моих пациентов звали Костя. Хороший был мальчуган - умный, правдивый и независимый. Мы с ним быстро нашли общий язык и до определенного времени все шло хорошо, по плану. Но когда возникла необходимость в который раз произвести пункцию грудины для контрольного исследования костного мозга, Костя сказал категорически: "Нет! Не хочу!".

Помог случай. Оказалось, что Костя прекрасно играет в шахматы. За время пребывания в отделении он уже успел в свободное время обыграть самых сильных противников и имел статус некоронованного чемпиона отделения. Его соседи по палате раз сказали мне, как Косте хочется сразиться с взрослым противником, например с кем-нибудь из врачей. Однако в нашем отделении в шахматы играли только врачи-мужчины, из них один был заведующим отделением, второй - старшим научным сотрудником, слишком важные персоны. Оставался один возможный противник - я, в то время аспирант.

Всем отделением мы обсуждали, как найти правильный подход к больному ребенку. Искали, думали...

- О, да ты молодец, - сказал я, - здорово играешь!

Был как раз процедурный день и моя очередь делать неприятные манипуляции. Проходя по отделению, в раскрытую дверь палаты я увидел четырех мальчишек, сгруппировавшихся вокруг тумбочки с шахматной доской. Костя был среди игравших. Я подошел, понаблюдал за играющими и увидел последние три победных хода Кости. Он выиграл.

- Да я не очень сильный игрок, - сказал я.

- Доктор, а давайте с вами сыграем, - вдруг с некоторым вызовом выпалил Костя.

- Это пошутили, - сказал я. - Я едва играю е

- А мне говорили, что у вас разряд есть.

- Да некогда, Костя. Ты же знаешь, что сегодня процедурный день.

- Так начинается испанская партия, - сказал Костя. - Раз вы знаете, значит играете...

- Хорошо, - сказал я. - Только с одним условием. Выиграешь - пункцию тебе не делаем. Проиграешь - капризничать не будешь. Я тебя в процедурный кабинет без очереди возьму.

- А мы быстро, между процедурами.

Мы начали игру, сделали несколько первых ходов. Меня позвали в процедурный кабинет. Потом я снова заскочил в палату и успел сделать еще несколько ходов. Так мы и играли. Костя был очень серьезен и сосредоточен, а я мотался из процедурного кабинета в разные палаты и почти на бегу успевал продолжать партию.

- Идет, - очень серьезно согласился Костя. - Только вы дали слово при свидетелях.

К счастью, почти весь процедурный день окончился и я смог сосредоточиться на партии в шахматы. Вообще-то пора было подготовить себя к фатальному исходу и с достоинством произнести: "Сдаюсь!".

И что же? К середине игры я потерял коня. Потом, хода через три, Костя выиграл у меня слона и пешку.

Я присмотрелся, задумался и... нашел комбинацию с двумя эффектными жертвами, не принять которые мой противник не мог. Третьим ходом ставился мат. Не торопясь, уверенно, я осуществил задуманное. Костя проиграл.

Но как часто губит людей "головокружение от успехов". Костя уже уверовал в свою безусловную победу и сделал два неточных хода.

- А наш договор?

- А вы, оказывается, здорово играете, - похвалил меня Костя. - Давайте еще одну?

- Вот это выдержка, - похвалил его я, и, обняв за плечи, отвел его в палату. Глаза Кости победоносно улыбались. Ребята с молчаливым восхищением смотрели на него.

Последовала маленькая пауза. И нужно было видеть, с каким благородным достоинством Костя встал и молча направился в процедурный кабинет. Я постарался и сделал пункцию почти молниеносно. Но Костя оказался молодцом. Он не только не пикнул, но даже не поморщился.

Оказалось, что все, кроме меня, играли довольно здорово, выдерживали при игре навылет и пять, и шесть поединков кряду. Лучше всех играли Карен, Григорий и Соломон. Сначала первенство с переменным успехом держали Карен и Григорий, но разница в возрасте, дерзость и грубость Григория разозлили Карена настолько, что дело чуть не окончилось дракой. Да, да, самым настоящим мужским рукоприкладством. Пришлось срочно вмешиваться соседям по палате. После этого желание сражаться в шахматы утихло дня на три-четыре.

Через много лет я сам оказался на больничной койке. Дело было зимой. Морозы трещали такие, что даже форточки законопатили, а уж о прогулках вообще не было речи. Восемь взрослых мужчин - больных, но не слишком тяжело, в течение четырех недель сгрудились в одном, не очень просторном помещении. Конечно, быстро перезнакомились. Красивый рослый армянин Карен из Азербайджана оказался директором завода. Смуглый курносый и очень нервный украинец Гриша проектировал и монтировал оборудование на атомной электростанции. Улыбчивый и внешне наивный татарин Рамис работал на московской швейной фабрике. Маленький черноволосый осетин Мухтарбек оказался каменщиком со стройки. Бравый, высокий, ширококостный Алексей работал слесарем на машиностроительном заводе. Небольшого роста, с нежной девичьей кожей кореец Ли представился специалистом по огородным культурам в подмосковном совхозе. Студент пятого курса физико-техни ческого института еврей Соломон был высок, худ и печален. Восьмым был я - русский, врач.

Тот, кто играл в шахматы, знает, как иногда деморализуют человека постоянные поражения. Самое обидное, что в игре с очень сильными противниками не всегда после поединка улавливаешь, где же был твой просчет.

Наконец, в один из вечеров Соломон робко предложил мне сыграть партию-другую. Я согласился. И, о ужас! Теоретическая и турнирная подготовка Соломона оказалась столь отточенной, что я проигрывал одну партию за другой и черными и белыми.

Случилось так, что и Карен проиграл Соломону, причем он сдал партию, когда его атака вроде бы захлебнулась, а материальный перевес оказался на стороне Соломона.

Вот и меня посетила меланхолия - все проигрываю и проигрываю. Я под благовидным предлогом перестал сражаться, и шахматная доска с фигурами поплыла от меня вдаль по кругу: к Алексею, Мухтарбеку, Ли, Рамису, Григорию, Карену.

Все мои соседи возликовали, опять приписали мне несуществующие шахматные разряды и объяснили серию моих предшествующих поражений неважным состоянием здоровья в начале лечения.

И вот тут я увидел то, что не заметил за доской Карен. Я попросил Соломона не считать незаконченную партию своей победой, а продолжить ее. На меня нашло какое-то наитие. Я пробивался к королю противника и жертвовал, жертвовал, жертвовал. Соломон стал съедать мои жертвы так, что его король оказался окруженным почти сплошь забором из своих фигур с одной маленькой калиточкой для отхода. Вот тут и последовала моя последняя жертва фигуры. Я остался с королем, конем и пешкой, а противник с очень большим преимуществом. Мне пригодилась моя последняя пешка. Когда я ее пожертвовал, ее можно было съесть только так, чтобы калитка захлопнулась, а поле для оставшегося коня… Да, да, поле для оставшегося у меня единственного коня при его следующем ходе не простреливалось. И я поставил своего коня на это поле. Это был одновременно шах и мат - так называемый "спертый мат", когда король противника под шахом, а отойти ему некуда!

Наконец, хочу вспомнить еще несколько партий в шахматы с больным ребенком.

Эта шахматная партия очень многому меня и в жизни научила.

Я доигрывал за сдавшихся (по моим понятиям преждевременно) раза три. Всякий раз победа была за Станиславом.

Я работал уже старшим научным сотрудником в детском гематологическом отделении Онкологического центра, когда после одного из обходов увидел, как увлеченно играют в шахматы старшие мальчики лет четырнадцати. Среди них выделялся скромной застенчивой улыбкой самый рослый из них. Оказалось, что это некоронованный чемпион отделения. Звали его Станислав. Мальчики уже настолько хорошо знали сильные и слабые стороны друг друга, что соглашались на ничью, сдавали партию или ликовали от выигрыша, когда, по моим понятиям, еще можно было и посражаться. С этим предложением я и обратился к ним. Проигравший тотчас же восстановил позицию и уступил свое место мне. Я, конечно, видел, что у Станислава есть и позиционное и материальное преимущество, но решил поймать его на жертве пешки. Ничего не получилось! Станислав рассчитал все очень хладнокровно и с помощью промежуточных ходов устроил мне цугцванг - такое положение шахматных фигур и пешек, при котором каждый мой ход только ухудшал и без того очень слабую мою позицию.

При выписке Станислав подарил мне монографию об испанской партии. Сколько же там уже сыгранных и заранее просчитанных вариантов!

Потом по его просьбе мы играли несколько партий с самого начала. Все было так же, как в моих партиях с Соломоном: проигравшим неизменно оказывался я. Мне не удалось сделать ни одной ничьей.

Вдруг как-то летом мне попадается на глаза журнал "самый интересный журнал Наука и жизнь ", я читаю… и глазам своим не верю. Кроме заметки опубликована фотография молодого симпатичного инженера, фамилия которого совпадает с фамилией Станислава. И кем же он стал? Вы не поверите! Чемпионом мира по шахматам по переписке!

Прошло много лет. Станислав успешно проходил лечение и не менее успешно учился в школе. Потом я узнал, что он поступил в Институт электроники. Окончил институт, стал инженером.

Но одна мысль не дает покоя. Мне довелось побывать в Соединенных Штатах Америки. В одном из южных городов штата Флорида мы посетили госпиталь, основанный на деньги двух миллионеров. В вестибюле первого этажа висят написанные маслом портреты этих людей, а под ними - медные таблички, из которых узнаешь, когда и сколько они пожертвовали, чтобы потом здесь можно было лечить других людей - тех, кому от болезней, страданий и горя бывает и жизнь не мила.

Желаю доброго здоровья всем своим маленьким пациентам. От души хочу, чтобы они играли в шахматы и на досуге, и в минуту жизни трудную.

А в мечтах мне видится такая картина. Я вхожу в Институт детской онкологии и гематологии. В просторном вестибюле внимание приковывают портреты, но не медицинских светил, а выдающихся спортсменов, которым посчастливилось выигрывать мировые и европейские первенства, Олимпийские игры, престижные турниры. Эти спортсмены прославились сами, прославили свою страну и высокими рейтингами, и большими денежными вознаграждениями. Они первыми поняли, как трудно бывает малышам, которые боготворят своих кумиров, переживают и болеют за них даже тогда, когда прикованы к больничной койке.

Вспомнил об этом потому, что в районе Каширского шоссе стоит недостроенное здание Института детской онкологии и гематологии Российского онкологического научного центра имени академика Н. Н. Блохина Российской академии медицинских наук. Молчаливые стены с пустыми оконными проемами вот уже несколько лет являют собой своеобразный памятник черствости взрослых. Пока они наслаждаются полноценной жизнью, больные дети ждут, надеются, но многие, так и не дождавшись сострадания и помощи, умирают.

Доктор медицинских наук В. ПОЛЯКОВ.

Я подхожу к первому портрету, второму, третьему, вижу одухотворенные красивые молодые лица спортсменов. Среди них - шахматист, хоккеист, теннисист, футболист. Я им всем истово кланяюсь.



(01) (02) (03) (04) (05) (06) (07) (08) (09) (10) (11) (12) (13) (14) (15) (16) (17) (18) (19) (20) (21) (22) (23) (24) (25) (26) (27) (28) (29) (30) (31) (32) (33) (34) (35) (36) (37) (38) (39) (40) (41) (42) (43) (44) (45) (46) (47) (48) (49) (50) (51) (52) (53) (54) (55) (56) (57) (58) (59) (60) (61) (62) (63) (64) (65) (66) (67) (68) (69) (70) (71) (72) (73) (74) (75) (76) (77) (78) (79) (80) (81) (82) (83) (84) (85) (86) (87) (88) (89) (90) (91) (92) (93) (94)